На стадии развода

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не надо меня отговаривать!

— Хорошо, не буду. Но ты можешь рассказать, что у вас произошло?

Она всегда поражалась идеальному спокойствию матери. Интересно, Альбина Шамаева вообще способна кричать? Но сейчас она подавила рвущиеся наружу эмоции.

— У него любовница, — произнесла она ровным тоном.

Да, снаружи Алина ощущала себя неуязвимой. Из всех чувств — только злость. Но глубоко внутри было ужасно обидно. Почему ее променяли на какую-то тварь? От этого просто кислотой жгло. Ничего, она еще затолкает Хайдарову все его слова обратно в глотку.

— Ммм. Я так и думала, что этим закончится.

Алина едва удержалась, чтобы не съязвить. Знала что? Что они разведутся или что ее тряпка-муж будет изменять ей?! У нее вырвался нервный смешок. Не хватало еще, что мать начала уговаривать ее простить урода.

Однако Альбина проговорила:

— Что ты собираешься делать?

— Я? — у Алины вырвался нервный смешок. — Я собираюсь раздеть его до трусов! Сволочь. Заявил, что подаст на раздел имущества. Ничтожество.

Секунду стояла тишина, потом мама сказала:

— Хорошо. Я сейчас сообщу отцу, он пришлет…

Алина просто взвилась.

— Не надо ничего говорить отцу! Я не хочу его видеть!

На отца она была безумно зла за все. А за то, что он решил унизить ее и погнать на работу секретаршей — особенно! Она ничего не хотела принимать от него. Никаких подачек!

Но сейчас ей нужно было уехать куда-то из этой гребаной квартиры. Которую она собиралась у Хайдарова оттягать из принципа. Пусть катится к чертовой матери и приводит куда хочет свою беременную любовницу.

Она так сказала? Почему? А сама вдруг вспомнила, что слишком уж нервным выглядел муженек.

Чееееерт… От этой внезапной догадки Алине стало противно и тошно. Фууу, фууу, мерзкий! Истерически захотелось смыть с себя все. Рожу его больше никогда не видеть. Какое счастье, что она так и не забеременела от него!

Но стоило вспомнить, что Альберт не спал с ней, все прикидывался уставшим, а в это время окучивал любовницу, как иррациональная обида снова разлилась в душе кислотой.

Некоторое время висело молчание, потом мать вздохнула: