Вершины и пропасти

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, то присказка была, а сказка впереди… Вот, послушай, этого тебе никто не расскажет, особенно здесь, в столице, у лорги под боком. В славном городе Свенне, что в Западном Лоргинариуме, есть ночная ярмарка. Она для простого люда, который не в ладах с законом, и страже обычно туда ходу нет. И вот представь, в разгар торгов к прилавку обычного торговца пирожками подлетела дружина из самого Ульменгарма, всадники, что подчиняются самому лорге! Подскочили – и схватили одну девчонку-замарашку, а женщину, что с ней была, едва на месте не зарубили. Люди зароптали, но что против всадников с морт-мечами сделаешь? То-то же. И тут откуда ни возьмись явился эстра-бродяга – не то из-под земли вырос, не то с неба свалился. «Где это видано, – молвил он, – чтоб малое дитя при всём честном народе похитили и никто за девочку не вступился? Стыд вам!» Женщину он исцелил – почитай, из мёртвых вернул, а потом вдогонку за всадниками кинулся. И знаешь, что, друг Сэрим? Его-то с девчонкой-ученицей позже на дороге увидели, а вот дружину – нет. И морт-мечи их не спасли. А прозвали его за то…

– Освободителем? – выгибаю я брови, вспоминая о Фогарте и её подвигах. Становится веселей. – Спасителем?

– Если бы, – вздыхает Дёран, и взгляд у него задумчивым становится, темнеет, как вешнее небо перед грозой. – Прозвали его Погибелью Лорги, а ещё Несущим Возмездие. И, сам понимаешь, приятель, знак это недобрый. Значит, пришёл срок – слишком долго лорга престол занимал, а добра народу не сделал, и чаша терпения переполнилась. Не сегодня – так завтра север заполыхает… И вот ещё что. Слухи ходят, что не просто так дружинники ту девчонку похитили. Говорят, что они по всему Лоргинариуму забирают кимортов-детей, но не приводят их в цех, учиться у старших, а продают на юг, в рабство.

И всё веселье разом пропадает.

Пригубляю вино, а оно горчит; у Дёрана тоже – вон, как он морщится.

– Похоже, что всё ещё хуже, чем мне на юге виделось, – говорю в сердцах.

Дёран кивает:

– А то. Ещё, рассказывают, недавно появился мирцит необыкновенной чистоты – лучше, чем из южных рудников. А с юга везут морт-мечи, да больше, чем из Ишмирата – знай плати только! А откуда морт-мечам на юге взяться, если кимортов там нет, клинки заклинать некому? То-то же. И горы ещё потряхивает, чем дальше – тем чаще. Не к добру, – тихо-тихо заключает он, и я откликаюсь эхом:

– Не к добру.

А что тут ещё скажешь?

Вино мы допиваем в молчании. Закат успевает разгореться и угаснуть; один край небосвода ещё алый, словно густая кровь, а другой уже иссиня-чёрный, и наползает туман из долины, укутывая город, словно одеялом. И чудится, что прошлое и будущее перемешиваются, размываются, исчезают… Вот-вот пройдёт рядом великая Брайна, бряцая колдовским мечом – и развеется, словно тень; исполинские горы, которые всегда казались нерушимыми, выглядят хрупкими, будто ишмиратские поделки из цветного стекла.

– Эй, приятель, – зову я негромко. Дёран оборачивается – глаза у него чуть вытянуты к вискам, как у пустынного зверька эль-шариха, да и светятся так же, красноватым. – Доведётся ли нам ещё так вместе посидеть, вспомнить былое?

Он замирает сперва, а потом улыбается озорно:

– А зачем его вспоминать-то? Зачем назад оглядываться, не лучше ли вперёд посмотреть? Вдруг там не так страшно, как мнилось? – Дёран поднимается, закидывает за спину семиструнку, треплет меня по плечу. – Да и не так одиноко… Что ни говори, друг, а я устал просто так ходить и смотреть. Может, я и странник без дома и без рода, а всё же друзья у меня есть – и я за них, пожалуй, поборюсь. Даже если б мне для этого пришлось вернуться на проклятый юг! А ты что решишь?

Я не успеваю ответить – он перешагивает через порог и выскакивает на улицу, оставляет меня в тумане, в густом чаду, где бродят призраки. Вот только надолго меня в покое не оставляют – дверь распахивается, и в зал шагает дева-киморт в ярких ишмиратских одеждах. Хиста у неё бирюзовая, нижнее платье – бледно-лиловое, как закатная дымка, а из-под него блестит нательная рубаха, точно сотканная из серебра. Волосы у девы подкрашены рыжеватым и завиваются в локоны от влаги, а взгляд прямой, дерзкий.

Вот она, Фогарта.

И впрямь, Рождающая Бурю, лучше и не скажешь.

– А! – видит она меня и улыбается. – Вот куда ты запропастился! Что с ночлегом-то решим? И есть у меня мысль, как пробиться к лорге, но сперва я бы обсудила всё… ты слушаешь?

Она говорит – и тени прошлого отступают.

А я понимаю, кажется, отчего у Дёрана глаза заблестели, а семиструнка запела на боевой манер.