Почему я решила, что мой богатый внутренний мир опять подцепил большого босса? А потому что эта огромная спальня была до последней черточки выдержана в стиле тяжелой, давящей роскоши барокко. Обилие портьер, сияющий жемчужный шелк на стенах, изящное трюмо и вычурные канделябры. Все это было сделано весьма добротно и никакое ДСП и рядом не валялось.
Еще мне не давала покоя фраза моего муженька — не затягивай с выздоровлением. А что, это можно как-то контролировать?! Что-то вроде «Хэй, организм, если за сегодня справишься, то завтра употребим торт на двоих, только ты и я!»? В любом случае я не затянула. Меня немного пошатывало, но от головной боли не осталось и следа. В целом я чувствовала себя почти превосходно.
Дальнейшие исследования показали — розеток нет. Устало отдуваясь, я плюхнулась на низкий пуф и взглянула в зеркало. Чтобы обмереть от ужаса — в гладкой зеркальной поверхности отражалось все, кроме меня. Тоненько всхлипнув, я передвинула пустую вазу, стоявшую на трюмо. Передвижение, как и положено, отразилось. А я — нет.
— Прекраснейшая леди желает подобрать наряд? — мурлыкающий голос из зеркальных недр едва не сделал меня заикой. А уж проявившаяся кошачье-человеческая рожа и вовсе заставила слететь с пуфика и им же замахнуться. Правда, запал эмоций практически моментально подернулся искусственной кисеей спокойствия.
— О, так значит моей леди удалось задуманное? — морда приняла откровенно глумливое выражение. — Значит так, письмо зашито в центральную подушку. Если появятся вопросы — договоримся о цене.
— Разобью и даже не вздрогну, — выдавила я и медленно опустила свое импровизированное оружие.
— Я слишком дорого стою, — рожа оскорбленно отвернулась.
— А я стою еще дороже, — огрызнулась я и добавила, — что здесь происходит?
— Найди письмо, бестолковая, — рожа исчезла, а зеркало отразило юную красотку.
Не сразу до меня дошло, что эта красотка — я. Причем такая, до икоты похожая на себя-прошлую. Тонкие черты лица, большие глаза и немного узковатые губки. Я их всегда подкрашивала так, чтобы визуально казались пухлее. Мама меня всегда утешала, что с такими губами легко показать человеку свое недовольство.
«Ты когда губы поджимаешь, сразу становишься похожа на строгую учительницу», смеялась мама.
— Грудь у меня была больше, — вздохнула я.
Вернувшись в постель, я принялась прощупывать центральную подушку. Нащупать удалось только странноватую застежку, и уже после, в груде пуха, я выудила увесистый мешочек. Эм, он, конечно, тяжелый, но на письмо не тянет.
Развязав горловину, я вытряхнула его содержимое на постель. И тут же уверовала в сказку, потому что из маленького мешочка выпал кожаный ежедневник, с полсотни золотых монет, какие-то рваные золотые цепочки, пара конфетных фантиков и очки в грубой оправе.
— Интересно, это артефакт? — я поднесла к лицу фантики. — Или последствия тайного перекуса?
На всякий случай потрясла мешочек еще немного, но больше оттуда ничего не выпало. Что ж, ежедневник больше всех похож на обещанное письмо.
Взяв его в руки, я подивилась тому, насколько он тяжел. Гладкая задняя поверхность и художественно сморщенная кожа на переднем крае. Среди складок расположился овальный желтовато-зеленый камень. И все бы хорошо, но открываться эта гадская книжица не хотела ни в какую.
— Да что ж такое?!
— На камень палец положи, откуда ты только взялась, — раздалось от трюмо.
— Ты меня видишь? — ахнула я.