— Жить буду. Для начала давай…
— А-А-А-А-А-А-А-А-А! — вопль Хитара напоминает не то рев обезумевшего драха, не то вой. В нас летит очередное боевое заклинание, я едва успеваю поставить щит, который разлетается в точности так же, как разлетелся его. В отличие от темных, от той силы, что питала тьма, этот щит простенький, нас не учили держать удары и полноценно сражаться, скорее, давали для общего развития в быту — например, закрыться от взорвавшейся мензурки с зельем. Поэтому волна магии сбивает нас с ног и швыряет к лестнице. К счастью, не отключает: я вскакиваю, не теряя ни секунды, дергаю брата за руку, помогая подняться, и тащу за собой.
На ходу мысленно пытаюсь «наладить» нашу связь с Валентайном, но она то ли сбоит из-за всех прилетевших в меня заклинаний, то ли что-то еще. Меня не слышат. Так же, как не слышала Ленор, когда я билась, запертая в чертогах нашего общего на двоих разума.
Хитар бьет очередным заклинанием. На сей раз это тот самый огненный шар, от которого меня спасла сеть Грихмира, но больше ее нет. Единственное, что я успеваю — это оттолкнуть Макса. Прилетает в плечо. От боли на миг теряется даже реальность, а прихожу в себя я уже когда брат пытается меня защитить, собирая щит из каких-то простеньких школьных схем.
— Нет, нет, уходи, — шепчу, хотя голос не слушается.
Вижу, что Хитар снова собирает такой же шар, а надо мной, над моей головой, уже с треском расползается пламя — от того, который в меня попал. Пламя течет по стене, опаляя жаром, Макс рывком дергает меня в сторону, и мы валимся на ступени. Потом Хитар поднимает руку, и я понимаю, что это конец. Мы — идеальные живые мишени, больше не способные куда-то бежать.
Огонь в руках опекуна набирает силу в разы дольше, чем в моих руках тьма, но недостаточно долго для того, чтобы подняться, справиться с защищающим дверь заклинанием и выбежать за нее. Да что там… я по ощущениям ходячий ожог, от боли мутится перед глазами и тошнит так, что, кажется, я сейчас заблюю Хитара насмерть.
Вот бы!
Шар почти срывается с его рук, когда дверь трещит и, сорвавшись с петель, с шипением вылетает мимо нас в сторону. Поток магии ударяет в Хитара раньше, чем я успеваю икнуть, вздохнуть или блевануть, как собиралась.
Насмотрелась я, сегодня, конечно, на всю жизнь вперед, но сейчас даже зажмуриваюсь, чтобы не видеть, во что боевая магия способна превратить живого человека. От грохота тела содрогаюсь и вцепляюсь в Макса до одури, словно это прикосновение может меня спасти.
— Лена!
— Лена!
Два голоса сливаются воедино: Валентайн и Люциан.
Когда я открываю глаза, они оба склоняются надо мной, и выражения их лиц такие, словно я собираюсь отправиться в Загранье прямо сейчас.
— Ее лучше усыпить, — почему-то цедит Люциан, а еще у него почему-то дрожат руки. — Будет очень больно.
А еще тут почему-то Драконов и дохрена военных.
Ух ты! За мной целая армия пришла.
На этом меня окутывает золото магии, стирающее и боль, и все остальное. Я падаю в нее, в глаза Люциана. Голова становится тяжелой, соскальзывает с чьих-то ладоней. И надо всем этим последней картинкой проступает лежащий на полу Хитар. Рубашка и жилет надорваны, или, скорее, разорваны. На измазанной сажей и грязью коже между лопаток виднеется то, о чем мне рассказывал Валентайн.
Метка Иеххарга.
Глава 42