Макароны по-флотски

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот, например, висят шинели, а над ними на полочке шапки в ряд. «Крабами» наружу. И если взять чью-то шапку, перецепить «краба» на заднюю часть и воткнуть шапку обратно «крабом» наружу, то получится – что? Ага, любой сразу почувствует, что надетая шапка на башке сидит как-то не так. Снимет, повертит в руках, заметит подмену и погрозит пальчиком дяде Коле: «Ай-яй-яй, дядя Коля! У-у, хулиган севастопольский!»

Да. Любой.

Кроме Хомы. Хома так и будет ходить в шапке задом наперёд, пока не заметит, что все вокруг валяются по сугробам, корчась в коликах.

А хлястик? Что можно сделать с хлястиком?

Хлястик – это такая хрень, которая у шинели сзади, держится на двух пуговицах.

Ну? Придумали? Нет? Э-э…

Хлястик отстёгивается и перевешивается на передние пуговицы шинели. Вертикально. Аккуратно. Слева. Там ну почти как раз получается. Шинель вешается на место. На перекуре все терпят, чтоб не сорвалось. Ибо все видят, все в курсе. Кроме Хомы и главного. Главный не курит вообще, сидит у себя в конуре, а Хома хлястик на груди не замечает традиционно. Он не курит, но выходит воздухом подышать.

– Володя, тебя главный чего-то вызывает, – это дядя Коля появляется на перекур последним.

– А где он?

– В «сарае», в кабинете.

Специальные фортификационные сооружения обвалованного типа мы любовно называли сараями. Сарай № 1, сарай № 2, сарай № 2А… Через некоторое время я также узнал, что «сарай» – это ещё и ракетный подводный крейсер стратегического назначения проекта 667бдр, но это было уже потом.

Хома срывается с места и на полусогнутых чешет к «первому сараю». Остальные не спеша идут туда же и посмеиваются. Обойдя «тройку» (это не «сарай», это наземное сооружение, такой специальный двухэтажный дом), наблюдаем, как тяжёлая железобетонная дверь «первого сарая» отъезжает в сторону, и из неё выходит главный инженер с Хомой под мышкой.

– Георгий Кириллыч! Нате вам вашего лейтенанта, научите его за формой одежды следить, – а сам едва не падает от смеха, но сдерживается.

Майор Карцаев тоже из Севастополя, тоже из подскального царства, но – полная противоположность дяде Коле. Шутки до него доходят, как радиоимпульс до космической галактики Конская Голова. Георгий Кириллыч рычит тигровой акулой и дерёт Хому, который, оказывается, до сих пор не вонзился, в чём, собственно говоря, дело.

– Хлястик, Хоменко! Хлястик!!!

Полгода Хому называли Хлястиком.

А площадку между «первым» и «тройкой» от снега чистил шнекоротор. Такая жуткая мясорубка на шести колёсах, дыр-дыр-дыр... Дядя Коля в тот день как раз поменял перед перекуром шапки – свою и Хомы. Разница в размере примерно двойная (ну, у дяди Коли голова ж была с избыточным количеством мозгов). Хома нахлобучил шапку дяди Коли, как всегда, не заметив подвоха, и вышел из «сарая». Синее небо, белый снег, солнышко, шнекоротор дрынчит. «Мясорубка» крутится, снег в сторону пушистой струёй вылетает, на солнце искрится. Мы стоим и балдеем, вдыхая свежий воздух, и помаленьку движемся в сторону КПП «зоны», потому что курить можно только там. Хома с нами, а позади дядя Коля из «сарая» вылез и возмущённо орёт:

– Ну шо такое?! (все оборачиваются) Какой гад мне шапку подменил? Чья шапка?

Он деланно пытается натянуть шапку Хомы на свой седой кумпол, но она, понятно, никак не лезет.

– Да чтоб вас всех, шутников притукнутых!..