Теперь он понимал это ясно и отчетливо. Все, что случилось до того, было продуманным планом по заманиванию его в западню. Они все, даже ребенок, выучили наизусть свои роли. Каждый жест, движение, сцена, вплоть до сцены с разбитой дверью, были тщательно отрепетированы и поэтому казались вполне реальными. И все это вело к тому моменту, когда он постиг истину.
Он поднял распухшую руку и вытер обильно заливавший глаза пот со лба. Теперь они поджидали его в соседней комнате, гадая, каким станет его следующий шаг. Миссис Розарио делала вид, что молится. Хуанита якобы собиралась идти вместе с ним, дети притворялись, что очень напуганы. Они все были там, вслушивались, всматривались, ждали, когда же он выдаст себя, сделает одно-единственное неверное движение. Даже этот малыш — шпион. Эти невинные глаза, глядящие на него, вовсе не невинны, рот ангелочка принадлежит демону.
«Теперь он с ангелами». Филдинг вспомнил слова миссис Розарио. Сейчас уж он точно знал, о ком она говорила, безумный смех подкатился к горлу и чуть не задушил его. Филдинг чуть ослабил галстук, дышать стало легче, но тут же затянул его снова. Он не должен дать понять тем, кто за ним наблюдает, что эта фотография имеет для него какое-то значение или что он пытался разузнать об отце мальчика.
Где-то в подсознании билась мысль: все совсем не так, но он никак не мог отогнать от себя нахлынувшие вдруг подозрения. Покрытое пеленой страха сознание перемешивало реальность и вымысел, появлялось парадоксальное ощущение: встревоженная молодая женщина — в реальности преступница, ее мать — злокозненная ведьма, а дети — вовсе не дети, а так и не выросшие взрослые.
— Эй, я готова, — окликнула его Хуанита.
Филдинг обернулся так резко, что потерял равновесие и был вынужден ухватиться за спинку кровати, дабы не рухнуть вниз.
Он не мог выдавить из себя ни слова, но все же сумел кивнуть. Пелена начинала спадать, и он отчетливо разглядел Хуаниту: перед ним стояла молодая женщина, стройная и красивая, одетая в бело-голубое платье, с наброшенным на плечи красным свитером и в красных босоножках из змеиной кожи на тончайших каблуках-шпильках.
— Пойдем, — сказала она. — Надо поскорее уносить ноги из этого сумасшедшего дома.
Он вышел из комнаты, все еще ощущая дрожь в ставших ватными ногах. Но облегчение уже наступило: не было никакого заговора, никакой ловушки, он сам все придумал, застигнутый врасплох всепоглощающим чувством вины и раскаяния. Хуанита, миссис Розарио, дети были тут совсем ни при чем. Они не знали ни его настоящего имени, ни того, зачем он к ним пришел. Фотография у изголовья кровати оказалась тем самым ужасным совпадением, которые иногда случаются в жизни.
И все же… «Господи! Дай же мне выпить, ну дай мне выпить!»
Миссис Розарио перекрестилась и отвернулась от алтаря. Она по-прежнему не обращала никакого внимания на Филдинга, даже краем глаза не посмотрела в его сторону. Она поглядела через плечо не замечаемого ею гостя на Хуаниту:
— Куда это ты собралась?
— Прогуляться.
— Купишь мне новое распятие. Поняла?
Хуанита послюнявила указательный палец и аккуратно провела им по бровям:
— Купить тебе распятие? Думаешь, я такая добренькая?
— Ты не добрая, — холодно ответила миссис Розарио. — Но ты достаточно благоразумна и понимаешь, что живешь в моем доме. Если я захлопну у тебя перед носом дверь, ты окажешься на улице.
— Ты уже раз попыталась ее запереть. Видишь, что из этого получилось?
— Если подобное повторится, я вызову полицию. Тебя арестуют, а детей отправят в приют.
Хуанита побледнела, затем усмехнулась и пожала плечами так резко, что свитер упал на пол. Филдинг нагнулся, чтобы поднять его, но она буквально вырвала у него из рук принадлежавшую ей вещь.