Кто-то в моей могиле

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что общего у такой женщины, как Дэйзи Харкер, может быть с человеком, выкупающим под залог арестантов?

— Эта история довольно затянута и не слишком правдоподобна, — улыбнулся Пината. — И поскольку уже субботний полдень и я плачу тебе в полтора раза больше, чем обычно, будет лучше, если ты услышишь ее как-нибудь в другой раз.

— Что же ты хочешь знать о миссис Харкер?

— То же самое: работала ли она в клинике в этот конкретный день? Кроме того, когда и почему она перестала здесь работать.

— Сказать почему — я тебе не могу, поскольку сам не знаю. В то время ее решение меня очень удивило и продолжает удивлять до сих пор. Она сослалась на то, что ее мать больна и требует немало внимания, но мне доводилось по моим контактам с нашим женским клубом встречаться со старушкой. Она здорова как лошадь. Довольно привлекательная женщина, особенно когда демонстрирует свой железный характер… Я уверен, что болезнь миссис Филдинг не могла послужить причиной. Что же касается самой работы, то я уверен, что миссис Харкер она нравилась.

— Она с ней справлялась?

— Превосходно. Сердечная, понимающая, надежная. Конечно, иногда она принимала происходящее чересчур эмоционально и немножко терялась в экстремальных ситуациях, но ничего серьезного. Все дети ее безумно любили. Она умела, это бывает у бездетных женщин, обращаться с ними так, чтобы они чувствовали себя важными персонами, а не результатом случайного столкновения сперматозоида и яйца. Миссис Харкер была замечательной молодой женщиной. Нам было очень жаль терять ее. Ты давно с ней знаком?

— Недавно.

— В следующий раз, когда ее увидишь, передай от меня сердечный привет. И скажи, что мы будем рады, если она появится здесь снова.

— Передам.

— Сказать по правде, если бы я мог узнать, что именно вынудило ее от нас уйти, то обязательно принял бы соответствующие меры, дабы устранить это препятствие.

— Обстоятельства были связаны исключительно с Дэйзи, а не с клиникой.

— Хорошо. Я просто думал, что лучше проверить, — пояснил Олстон. — Иногда у нас бывают расхождения и ссоры среди обслуживающего персонала, как и в любом другом месте. Остается только удивляться, что их не больше, чем в других местах, учитывая то, что психология не относится к точным наукам и расхождения по диагнозам и способам лечения отнюдь не редкость. Особенно способы лечения, — повторил он, нахмурившись. — Ну что, к примеру, можно сделать с такой, как Хуанита? Стерилизовать? Держать взаперти? Подвергнуть принудительному психиатрическому лечению? Мы делали все, что в наших силах, но вот причина того, что не было результата: Хуанита наотрез отказывалась признать, что у нее не все в порядке. Как и большинство не поддающихся исправлению, она попыталась убедить себя (так же как и нас), что все женщины одинаковы и единственное ее отличие заключается в ее честности и чрезмерной активности. Честная и чрезмерно активная — это любимые слова находящихся в состоянии самообмана. Послушай моего совета, Стив. Как только ты услышишь, что кто-то слишком усердно настаивает на своей честности, беги бегом и проверь скорей то место, где ты хранишь деньги. И не очень удивляйся, если обнаружишь там отпечатки чьих-то пальцев.

— Я не слишком верю в обобщения, — возразил Пината. — Особенно в последнее.

— Почему же?

— Потому что оно относится и ко мне. Я довольно часто заявляю о своей честности. В данный момент тоже.

— Ладно, ладно. Я понимаю: мне нужно либо взять свое обобщение назад, либо отправиться проверить денежный ящик. Дай-ка мне минутку поразмыслить. — Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. — Очень хорошо. Я беру назад свое обобщение. Боюсь, что при нашей работе довольно легко стать циником. Так много обещаний дано и нарушено, так много надежд разбито вдребезги — все это порождает привычку верить в психологию противоположностей; когда ко мне приходит человек и заявляет, что он приветлив, честен и прост, хочется записать его в хитрые и назойливые обманщики. Этой опасности, вытекающей из характера самой профессии, я стараюсь избежать. Спасибо за то, что ты мне на это указал, Стив.

— Я ничего тебе не указывал, — ответил несколько смущенный Пината. — Я говорил исключительно о себе самом.

— Нет, нет. Я настаиваю на том, что должен выразить тебе особую благодарность.

— Ну что ж, пожалуйста. При полуторном раскладе я не очень хочу с тобой спорить.