Кто-то в моей могиле

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слишком жарко, чтобы с тобой спорить. Будь осторожна, дочка. Твоя мать и я, мы ведь старые подруги, вовсе не хотим, чтобы ты снова принялась за старое. Ты уважаемая замужняя женщина, у тебя муж и дети. Помни об этом.

Хуанита слышала все эти увещевания сотни раз, она без труда могла пересказать их, даже задом наперед и по-испански. Она слушала без всякого интереса, посматривая на настенные часы, переступая с одной ноги на другую.

— Ты все поняла, дочка?

— Да.

— Обрати на это внимание.

— Конечно, — согласилась Хуанита и весело посмотрела на Филдинга. Ее взгляд будто говорил: «Ты только послушай эту дуру». — А теперь я могу идти?

— Двух еще нет.

— Неужели я один-единственный раз не могу уйти до двух?

— Ладно. Но только сегодня. Но вообще-то так дела не делаются. Мне, пожалуй, надо провериться у врача.

Хуанита подошла к кабинке Филдинга.

— Вот сдача.

— Оставь себе.

— Спасибо. Я уже могу уйти. Моя дура сказала, что можно. Сказать мне «деньги» и заставить ее снова захихикать? Просто так, для веселья?

— Не надо.

— Ты что, не хочешь послушать?

— Нет.

По каким-то причинам, объяснить возникновение которых Хуанита не могла, ей тоже не слишком хотелось слышать смех миссис Брустер. Быстрым шагом она двинулась к двери, не оборачиваясь ни на хозяйку, ни на Филдинга.

Скорее на воздух.

Больше всего на свете Хуанита любила быть на воздухе и на свободе, быстро двигаться, переходя с одного места на другое, ничего и никого конкретно не выбирая, все было совершенно одинаково: люди ничем не отличались от баров, домов, что связывали тебя по рукам и ногам, заставляя находиться внутри. Ей хотелось быть поездом, огромным, блестящим поездом, который никогда не останавливается — ни для того, чтобы заправиться, ни для того, чтобы впустить или выпустить пассажиров. Он мчится без остановки и гудит, отпугивая от вагонов кого угодно.

В ее жизни были прекрасные моменты — время, когда она шла от одного места к другому.