Джек проводил его взглядом, налил себе кофе и уселся на подоконник. Отпил глоток. Хлопнул по нагрудному карману рубашки, нащупал маленький острый камень. Вытащил, повертел между пальцев. С улицы доносился мерный шум автострады, ночной воздух остывал, позволяя городу отдохнуть от летнего зноя.
Меньше месяца назад психотерапевт Иван Кравцов так же сидел у открытого настежь окна – только не у себя дома, а в больничной палате мюнхенской офтальмологической клиники. Ветер так же беспрепятственно проникал в помещение, и все тот же камень лежал на ладони. С той лишь разницей, что теперь он мог его видеть.
Камень был продолговатой треугольной формы и напоминал акулий зуб. В длину не превышал трех сантиметров, цвет имел светло-серый. Острый угол его мог запросто разрезать кожу. Собственно, именно так камень и попал к Джеку. После несчастного случая в баре, когда осколки рухнувшей фрески повредили глаза Кравцова, затяжное отчаяние подтолкнуло его навестить давно примеченное место недалеко от города. Вызвал такси, объяснил дорогу и вышел на поле, куда любил наведываться для размышлений. Ступать по неровной почве слепому было трудно; он споткнулся, упал и распорол руку. Выдернул острый предмет из раны и по инерции положил в карман.
Для Джека этот камень стал символом борьбы – не столько с недугом, сколько с унынием. Слепота повергла его в состояние безнадеги, выбраться из него не представлялось возможным. Джек до сих пор не понимал, как пережил эти долгие месяцы темноты. Ему никогда не доводилось испытывать ничего страшнее и грандиознее.
– Любуешься пейзажем? – Лиза, блестящая от пота, с прилипшей ко лбу челкой добежала до крана, налила стакан воды и жадно выпила. Отдышалась. Налила второй и выпила уже спокойнее.
Следом за ней появился Макс:
– А Глеб куда свалил?
– Спать пошел. Я его сегодня у себя оставляю, – объяснил Джек, исподволь наблюдая за Лизой. Было в ней что-то неправильное, непривычное. Странно, что Макс не замечает. Глаза у нее смотрели иначе: дико и счастливо. В ее поведении, манере держаться и разговаривать что-то неуловимо изменилось. Если бы Джек не знал Лизу, назвал бы ее доброжелательной. Она казалась неестественно лояльной и удовлетворенной происходящим. Любопытная посттравматическая реакция.
Макс вернулся в соседнюю комнату, сделал музыку тише. Лиза тем временем прошмыгнула в ванную умыться. Джек посмотрел из окна вниз на светлую ленту дороги, обрамленную пятнами фонарей. Розовая неоновая вывеска сияла нарядной брошью на темном полотне здания, в одном из окон мигали разноцветные всполохи: работал телевизор, над соседней крышей в блеклом черном небе двигалась красная точка самолета. С момента восстановления зрения прошло больше двух недель, а Джек все не мог насмотреться. Замечал малейшие градации цвета, любовался линиями и формами, невольно запоминая мельчайшие детали понравившейся картины, будто судорожно накапливал зрительные образы, боясь снова ослепнуть.
Первые несколько дней после успешной операции Джек пребывал в необычном состоянии, которому не мог дать определение. Оно было грандиознее, чем эйфория, глубже, чем счастье, спокойнее, чем восторг. Джек не испытывал христианской любви ко всему сущему, но всеми фибрами души ощущал правильность мироздания. Все устроено так, как должно. Безупречная, отлаженная система, где ему посчастливилось возникнуть.
Чуть погодя философское настроение поутихло, но удовлетворенность осталась. Джек и до трагедии любил жизнь. Но сейчас любил несоизмеримо больше.
– Старик, я реально рад за тебя, – признался Макс, приблизившись к нему. – Ты поправился, Лизка нашлась, Глеб вроде не тупит. Жизнь налаживается, а?
– Определенно налаживается, – подтвердил Джек и после паузы спросил: – Нам, полагаю, стоит обсудить кое-что? Всем вместе.
Макс повертел головой, разминая шею.
– Само собой, старик, но не сегодня. Сегодня мы празднуем твое возвращение, так что о проблемах побазарим в другой день.
– Мальчики, – Лиза незаметно подкралась и обвила руками обоих мужчин. – А не устроить ли нам тройничок?
– Чего? – Макс моментально набычился. – Я тебе, б… ь, устрою!
Лиза рассмеялась, весело глядя снизу вверх на ревнивого друга:
– Ты такой милый. Обделался легким испугом?
– Сейчас ты у меня обделаешься, – буркнул товарищ. – Дурные у тебя шутки, Лизка.