Бог в человеческом обличье

22
18
20
22
24
26
28
30

Илья покрутил на запястье кожаный ремешок, подаренный отцом незадолго до его смерти. Он уже болел, и врачи настойчиво намекали семье готовиться к худшему. Но в худшее никто не верил. Илья ни на секунду не допускал мысль, что может потерять отца. Это было невозможно. В наше время медицина практически всесильна.

После очередного приступа отца забрали в больницу и уже не отпускали. Илья прогуливал школу и постоянно торчал в палате, все еще не веря в плохой конец, но уже начиная всерьез беспокоиться. Мать сначала сердилась на его пропуски, твердила, что он должен учиться, но потом смирилась. Тогда мальчишка еще не понимал: мать уже знала, что отца не спасти, и не хотела отнимать у сына возможность провести последние дни вместе.

Они много говорили. Отец расспрашивал обо всем на свете, и Илья самозабвенно рассказывал об учебе, о музыке, о друзьях и планах на будущее. Признавался, что понятия не имеет, кем хочет стать. Его интересовало слишком много вещей, но отсутствовала главная цель. Ему было тринадцать лет, но уже тогда ему казалось странным, как люди, имеющие всепоглощающую страсть, любимое занятие, без которого не мыслят существования, могут чувствовать себя несчастными.

– Это противоречит всем законам логики, – деловито говорил Илья. – Когда ты знаешь, чего хочешь, тебя переполняет энергия – иди и добивайся своего, а не скули о недостатке возможностей. Если бы я только понимал, чего хочу…

Отец слушал внимательно, а потом устало улыбнулся – самочувствие быстро ухудшалось, и даже короткая беседа стоила больших усилий.

– У меня для тебя кое-что есть, – он потянулся к тумбочке, выдвинул ящик и достал широкий плетеный кожаный браслет. – Я сделал его сам. Хотел, чтобы у тебя осталось что-то на память.

– Пап…

– Не перебивай, – попросил отец. – Ты уже взрослый и должен понимать, что я вряд ли выкарабкаюсь.

В носу предательски защипало, но Илья даже не выдохнул, боясь пропустить хоть одно слово.

– Это, конечно, мелочь, – продолжил отец. – Может, ты его вообще носить не захочешь.

– Я буду носить его, – Илья выхватил браслет и поспешно надел на запястье.

– В таком случае, каждый раз, когда посмотришь на него, мысленно спрашивай себя, чего ты по-настоящему хочешь от жизни. Однажды ты наверняка найдешь ответ. И тогда браслет тебе больше не понадобится, – отец закашлялся, с трудом договорив.

Все эти годы Илья ни разу не снимал кожаный ремешок.

– Все нормально, начинаем? – спросил по громкой связи звукорежиссер. Аранжировщик крутился на стуле, демонстрируя нетерпение. За их спинами замер Оператор. Круглый объектив камеры смотрел прямо на Илью.

Неужели это все?

Он споет свою последнюю песню, и с ним больше никогда ничего не случится. Звукорежиссер закончит работу и пойдет домой, к своей семье. За завтраком поинтересуется у старшего сына оценками в школе, младшему пообещает купить игру, которую тот давно выклянчивал…

Аранжировщик поедет к девушке, с которой встречается уже второй месяц – немыслимо долго для него. Сегодня утром он даже допустил мысль, что не прочь пожить вместе.

Оператор в ярком пиджаке, двое амбалов, привлекательная шатенка – все они продолжат жить. А Илья Крестовский умрет.

Он приговорен и не способен повлиять на судьбу. Единственное, что еще оставалось в его силах – не потащить за собой в могилу других.

– Начинаем, – Илья кивнул. – Я готов.