Противостояние

Прошел час, потом второй, а потом уже и рассвело — солнце по зимнему обычаю лениво поднялось из-за горизонта, освещая придорожные посадки не ярким светом. Ближе к обеду, когда уже все поняли, что никакой погони и расправы над крымскими милиционерами не будет, так и вовсе градус настроения в автобусе поднялся на небывалую высоту. Словник даже успел покемарить пару часов — ну, а что, солдат спит — служба идет!

К Крыму подъезжали в темноте, на часах было 19–30, когда автобус, в котором ехал Словник с товарищами неожиданно заглох и, прокатившись по инерции несколько десятков метров, остановился. Обидно, но до пропускного пункта при въезде в Крым осталось всего пара километров. Водитель попытался что-то там отремонтировать, но судя по тому, что двигатель так и не завелся, поломка была не из простых.

Раненых перегрузили в другие автобусы, а потом принялись толкать транспортное средство в сторону указателя «Крым». Можно было конечно бросить бедолагу и утрамбовавшись в другие автобусы доехать домой, но почему-то никому не захотелось бросать «Икарус» посреди пустынной ночной дороги, получилось бы, что бросили своего боевого товарища, который вывез их из объятого анархией Киева и почти довез до дома.

Когда все-таки автобус подкатил к кпп «Турецкий вал», все кто толкал автобус, восторженно заорали — «Ура!!!» Вроде еще минуту назад, обессилено охали и стонали, проклиная старый автобус, который не мог сломаться попозже, но как только увидели, что пересекли невидимую черту, извещавшую, что они уже в Крыму, дружно закричали от радости и стали поздравлять друг друга… и откуда только силы взялись?! Видимо и правда, дома и стены помогают.

— Все парни, больше не могу, давайте передохнем, — Панас уселся на бетонный блок разгораживающий дорогу и достал из нагрудного кармана смятую пачку сигарет. — Дома даже воздух другой!

— Дыши Пашка, дыши! — Гвоздь уселся рядом, бесцеремонно вытягивая сигарету из пачки друга. — Впрок дыши, а то с новой властью, глядишь, и бежать из Крыма придется, как белякам в гражданскую. Эти нам не простят, что мы до конца стояли. Простыми увольнениями из органов мы не отделаемся.

— Херня! Первый Майдан пережили и этот переживем, — беспечно отмахнулся Панас, но тут же зло сплюнул себе под ноги и выкинул не докуренную сигарету.

Было хорошо заметно, что Панас нервничает и злиться на окружающих. Гвоздь высказал вслух то, о чем многие думали, но боялись говорить.

— Пропусти, — Словник жестом разогнал курильщиков и пробрался внутрь салона.

— Слон ты чего там не видел? — спросил Леший, удивившись, что друг гремит железом внутри автобуса. — Зачем тебе щит и дубье?

— Надо, — Словник молча вышел из автобуса держа в руке щит.

— Ты чего задумал? — не унимался Леший.

— Правильно Гвоздь сказал, не дадут они нам спокойной жизни, травить будут, как бешеных псов.

— И, что?

— А, ничего! Не буду я от них прятаться. Надоело! Тем более, что я теперь не в Киеве. Я теперь дома, и здесь есть, кого мне защищать. Это там, в столице, мы были на фиг никому не нужны: ни властям, ни горожанам, а здесь все по-другому, здесь у меня жена и дочь, и ради них, я ни одну тварь в Крым не пущу.

— О, как! Я с тобой! — Леший стремглав бросился в автобус за своими вещами и амуницией. — У меня хоть жены с дочерью нет, но я полностью с вами согласен тарищ капитан.

— И, я! — закричал Глаз.

— Вы редкие психи, да вас через пару часов зачистят на фиг, — покрутив пальцем у виска, произнес Гвоздь, — но я тоже с вами. Панас, ты как, с нами?

— Ща, докурю, а потом тоже пойду мир спасать.

— Ну и с чего, вы капитан Словник предлагаете начать? Захватим местный сельсовет или будку гайцов? — спросил Леший, застегивая «липучки» бронежилета. — Нам бы оружия, автоматы, да хотя бы по паре магазинов на брата.