Роман не выдержал, вспылил. И Людмила впервые (поведение майора во время захвата ее родной сестры, о которой Людмила и представления не имела и которая являлась главарем террористической организации, не в счет) увидела Уланова в гневе. Он разразился такой тирадой, что зазвенели бокалы в шкафу. Говорил он минуты три, вернее, вещал, как с трибуны, доказывая всю нелепость поведения суженой. Когда он закончил и пошел опять на балкон, Людмила сидела на диване с широко открытыми глазами.
Затем вышла следом, встала за женихом.
— Ну ты дал, Рома, никогда бы не подумала, что ты умеешь так.
— Я и не так еще умею.
— А знаешь, ты убедил меня. Извини, я вела себя как капризная девчонка.
— Дошло?
— Капризная девчонка еще не означает полная дура.
— Дошло.
Он выбросил окурок прямо в мусорный ящик.
— Пойдем есть твои пироги и обсудим, что возьмем с собой.
Людмила вздохнула:
— Пироги, наверное, уже остыли.
— Ничего, они у тебя в любом виде вкусные. Может, через Вахида продавать будешь? Хотя, признаюсь, сказал глупость.
— Что-то сегодня мы слишком много глупостей друг другу наговорили.
— Бывает.
— Лучше бы не было.
— Значит, не будет.
Он поцеловал ее, и они прошли в кухню.
Поев пирогов и выказав восхищение талантом невесты на этом поприще, Уланов сощурил глаза:
— А не заняться ли нам приятным, дорогая?