— Звони уж, — сказал Платов.
Шведов набрал номер приёмной замначальника следственного комитета. И через некоторое время сказал:
— Поехали.
Около входа в здание следственного комитета Платов остановился:
— Тебя вызывали. Ты и иди. Мне неудобно лишний раз большому начальству глаза мозолить.
— Ладно. — Шведов вздохнул полной грудью и вошёл в подъезд.
Платов мерил, как птица секретарь, шагами асфальт. Ох, глубоко его затянуло это дело. И это непрофессионально. Эмоции вредят оперативнику и следователю. Нужно быть, как в песне поётся, холодным и упрямым.
Шведов появился минут через двадцать. Вид у него был ошалелый. И от него пахло коньяком.
— Чего пили? — спросил муровец.
— «Хеннесси», — отозвался Шведов. — Тут без рюмки никак. Это переварить надо.
— Да что там произошло?
— Вот сколько живу и всего видел, но такое даже представить не мог. Это не фантастика даже. Это фэнтези какое-то. Из жизни гоблинов и троллей… Пошли в машину присядем, чтобы ты не упал.
В «аудуюхе» они устроились поудобнее.
— В общем, слушай и потом не говори, что не слышал, — торжественно сказал Шведов. — Этот хрен из генералки, Руфимов, судя по всему, от Левицких монету хоботом своим загребущим втянул. И кинулся в бой. При этом он понимал, что выполнить на своём уровне обязательства не может — дело уже практически в суде. И лезть на этой стадии — себе дороже. Поэтому набрался наглости и попёрся напрямую к генеральному прокурору на стандартный доклад по текущим резонансным делам с домашней заготовкой. И такое выдумал. Как в пьесе Шварца: «Ты, король, не талант. Ты, король, гений».
— Не томи предисловием, — хмыкнул Платов.
— Протягивает этот таракан генеральному прокурору справку по делу Левицких. Тот в курсе, что есть такое скандальное дело. И тут Руфимов извлекает заявление: «Уведомляю, что претензий к Левицким не имею, ущерб мне возмещён, и прошу прекратить в отношении их уголовное дело». Поскольку это надоело всем и служит источником постоянных скандалов, то самый предпочтительный вариант: жулики возвращают деньги, потерпевшие довольны, дело прекращается. А то, что мошенничество не относится к категории дел частного обвинения, то есть не прекращается в связи с отказом заявителя от претензий, — это никого не волнует, потому что закон как дышло. Всегда можно найти обоснование.
— Я чего-то не въехал, — встряхнул головой Платов. — Кононенко заявление написал, что претензий к Левицкой не имеет?
— Ты не дослушал. Генеральный прокурор не в курсе, кто там потерпевший. А написал это заявление какой-то еврей-антикварщик, который в деле никак не фигурирует. И написал истинную правду — он на самом деле претензий к ней не имеет. А что они и к делу отношения не имеют — так это мелочи жизни.
— И чего дальше?
— Генеральный звонит прокурору Москвы и говорит, что при таком раскладе от греха подальше дело лучше прекратить. Тот вытягивается в струнку, не осмеливаясь выяснять подробности. Когда тебе дают указания на таком уровне, вопросы неуместны. Прокурор Москвы звонит начальнику ГСУ. Тот, естественно, тоже не самоубийца против генерального переть.