— Во-во. Задержись. Дело хорошее. По Крещатику погуляй, бабу хорошую сними. Ты в теннис играешь?
— Немного, Сергей Петрович.
— Я тебе позвоню. Есть тут у нас клуб небольшой — по интересам — встречаемся, играем, кости старые разминаем, шашлычок, пивко. Правда, есть одна загвоздка — ниже генерала в клуб не допускаются…
Сергей Петрович подмигнул.
— Но твоя должность — генеральская, так что для тебя сделаем исключение. Познакомишься с людьми, люди с тобой познакомятся. Сам понимаешь, если работаешь на области, да еще на такой ключевой как Одесса — должен знать людей, мало ли о какой помощи придется попросить. И лучше делать это напрямую, через министерство.
— Понятно Сергей Петрович.
— Хорошо, что ты такой понятливый. Пойдем, провожу.
В дверях — хозяин кабинета посмотрел так, что Токареву, оперу с пятнадцатилетним стажем стало не по себе.
— Предашь — порву — негромко, но внушительно сказал он.
Всё!
Токарев это отчетливо понимал — всё. Теперь он в обойме.
Он — один из тех, кого называют мафией. Мафией в погонах. Он уже не просто мент, обреченный до конца жизни носиться по городу с вытянутым языком, а потом на пенсии сбухаться и помереть. Теперь он один из тех, кому положена дача, Мерседес, недвижимость за границей, часы за сто тысяч долларов, килограммы золота в тайниках. Он теперь не один из тех, кто служит системе — а один из тех, кому система служит сама. В целях личного обогащения и полной безнаказанности. И равные ему — тот самый клуб, в который его пригласили в теннис поиграть — теперь уже не выкинут его как нашкодившего щенка, в случае какого-то резонансного преступления. Теперь они будут рвать за него — а он должен будет рвать за любого из них, защищая право абсолютной безнаказанности. Теперь он может брать доллары мешками и чемоданами, не появляться на работе, стрелять по людям из табельного пистолета, сбить кого-то насмерть в пьяном виде — и система все равно будет защищать его.
Они — это новые феодалы. А система — новый феодализм. Сначала — были опера, и была земля, за состояние дел с преступностью на которой они отвечали — они так и говорили — «наша земля». Потом государство перестало им платить — и они перешли на самопрокорм, не только защищая свою землю, но и собирая с нее дань. А потом до них дошло, что кроме них — у государства на земле больше нет никого, кто бы мог обеспечивать его интересы с оружием в руках. И тот же губер или городской голова — без людей с оружием не более чем жирный боров, строчащий какие-то указивки, которыми только в сортире подтереться. А они — и есть новые князья. Есть князь — начальник областного УВД. Есть ГУВД, РОВД — княжеские дружины. С уставом, с оружием, с готовностью его применять. У которых абсолютная власть над крипаками[76] — кого надо схватили, кинули в КПЗ, подкинули пару патронов или мешочек с героином.
И теперь для них уже президент страны — значил не больше чем средневековый король. Который делал вид, что правит, а феодалы делали вид что подчинялись.
А если феодалам не нравился король — то короля запросто мог хватить удар. Или свинцовое отравление.
Он вышел на крыльцо министерства. Вдохнул полной грудью почти летний киевский воздух. Тепло… хорошо…
Машину он припарковал чуть дальше. Ничего… придет время — и он будет парковать машину у самого этого здания…
Он вышел на узкий тротуар…
— Токарев!
Он обернулся. Увидев камуфляж и ствол направленного на него пистолета. Свой выхватить не успел… просто не о том полковник думал в эту последнюю для него минуту жизни. В следующий момент он понял, что лежит на земле. Последнее что он слышал — крики и грохот автоматной очереди…