Сказка На Ночь II: Имаго

22
18
20
22
24
26
28
30

– В Грифонхарте? Помню, как разгромил там всё. – Морок сжал кулак. – Может и Белла… С Сердцем Уробороса она вполне могла реальность Игры подправить. Патч, так сказать, выпустить, повернув всё в нужную ей сторону.

– Мы тоже так подумали, – оборотень наклонился вперёд, сцепив руки в замок, один в один директор на собеседовании. – Те, кто участвовал в прошлой заварушке с Сердцем, дисквалифицированы: Игроки, вампиры, оборотни. Опять же: магия крови. Ею можно было и свойства существ в Игре изменить, плюс, как ты верно заметил, у неё Сердце… Вот и стали другими люди, вампиры и оборотни. Игроков ей не изменить, поэтому она их уничтожает. Упыри из аристократии деградируют быстрее. Я стареть начал раньше, чем должен.

– Ага. Ещё каких-то пять-шесть десятилетий, и ты лапки склеишь! – усмехнулся Кренг.

– Вот ты обррадуешься, моррда зелёная…

Вампир промолчал.

– Впрочем, даже если и не Белла – я не прочь с ней поквитаться. Если б не она, я б не пропустил всё веселье, – глаза Максима залила тьма.

– Да у нас у всех в ней должок, – ощерился Кренг.

– Это от неё у Люка шрамы? – Макс указал подбородком на оборотня.

– Неудачно побрился, – проворчал тот.

– Это я виноват. Решил остановить войну, поиграть в блаародного хероя. Наверное, после спасения Уробороса от Параллельных ещё не отпустило. Вызвался парламентёром к оборотням, через Люка договаривался, – вампир удлинил когти, – а они решили не упускать возможности убрать боевика Королевы Вампиров.

Он сделал хватающее движение когтями, как кот ловит мышь.

– Чуть не порвали меня…

–… Как Тузики грелку? – хмыкнул Макс.

– Очень точное сравнение. Люк вмешался. Итог: я жив, насколько это слово подходит для нежити, а он – предатель, изгой, отступник. Преследовать не стали, просто изгнали из стаи.

– Ты бы закрыл свой рот, пиявка, – зарычал оборотень.

– Так Лука дар Тоовин – это ты? – перебил его Морок.

– Да, – ответил тот. – Но лучше зови меня Люком.

Чёрные глаза Игрока изучали оборотня. «По виду не скажешь, что он сильно расстраивается. Но ни за что не поверю, что это так. Обречённый на одиночество до смерти, без семьи, без дома. Как с таким грузом жить? Может, все эмоции уже давно перегорели, душа покрылась шрамами так же, как и шкура? Оборотень смог выжить после тех ран, справится и с этими.»

– А почему «Люк»?

– Да я себя так называл, когда маленький был и говорил плохо. И матушка так звала. А потом пристала как кличка. Привык уже.