Наконец конструкт был готов, и я отметил на нем три точки шумерскими клинышками, добавив недостающие штрихи.
Время – однозначно. Мне бы не хотелось оказаться в другом мире через тысячу лет, застряв при переходе.
Мощность портала – тоже. Нас четверо, плюс кот, который по реальностям гуляет сам по себе, и чемодан Ашши. Итого круг диаметром в два метра. Меньше диаметр – меньше допуск по времени.
И непонятную закорючку, не столь важно, что она означала, но, если старикан поставил, надо использовать. Более того, выпади единица, я бы именно эту закорючку и вставил.
Клинышки замерцали, поднялись в воздух и впитались в кристалл.
- Чего только не повидала за сто восемь лет, дорогуша, - тихо сказала Ашши, - но такое – в первый раз. Что дальше? Переносимся? Погоди, я должна взять чемодан. Эй, Кирилл, Даша, что вылупились? Вещи мои, быстро.
Мы отошли от центра комнаты, где сиял кристалл. От него отделялись красные искорки, отлетали на метр и оставались на полу, образуя окружность. За пару минут она сделалась почти непрерывной, и начала мерцать – знак, что пора бы уже и пассажирам занять свои места, согласно купленным билетам. Кота – в центр, в первый класс, близнецов поместили рядом с ним, а мы с Ашши оказались в экономе. Пространственные характеристики не заданы, разбросать нас могло метров на триста, и уж лучше кот будет с наименее подготовленными членами команды. И багажом – огромный роскошный чемодан занял свое место поближе к домашнему животному.
Что внутри кожаного монстра, ани решительно отказывалась говорить, и я в догадках терялся, чего можно вывезти с моей Земли такого ценного. Может быть, там что-то из запасников Гугенхайма, Лиза, ее сестра, могла из Америки подогнать. Я в этот музей как-то раз попал как-то раз исключительно из небоходимости, спутница очень желала приобщиться к современному искусству, а вот мне – не зашло. Ашши – зашло, она прям в выражениях не стеснялась, когда рассказывала мне, что за чудесные экспонаты там видела и почти купила вместе с музеем и половиной города. Импрессионизм ее не привлекал, а экспрессионизм – очень даже.
Помню, один мой приятель, искусствовед, дававший экспертные оценки для аукционов, говорил: «Если взять детскую мазню, и сказать, что это написал какой-нибудь умерший дорогой художник, галереи драться будут за этот листок, потому что дети рисуют не обьекты, а эмоции. А так – детская мазня и есть детская мазня, и кроме родителей никому не нужна.»
Тогда, в принципе, не жалко, только настоящие ценители искусства могут восхищаться картинами Поллока, которые тот продавал в начале сороковых Пегги Гугенхайм за сто пятьдесят долларов, а через семьдесят лет их оценивали уже в сотню миллионов. Кусок холста, раскрашенный кое-как, не стоил и тех ста пятидесяти, по моему мнению. Кто знает, возможно, Ашши почистила мою реальность от всякого мусора.
Видно было, что одни искорки моргали с большей частотой, чем другие. Постепенно они синхронизировались, кроме одной – она никак не желала гаснуть и вспыхивать так же, как другие. Уриш и такое предвидел, нужно было заменить кристалл другим. Но другого-то как раз у меня не было.
- Давай, дорогуша, сделай что-нибудь, - Ашши нахмурилась. – Не могла же я в тебе ошибиться.
Я тоже не мог, эта последняя красная искра вела себя совершенно не так, как должна была. Она словно издевалась, подмигивая нам совершенно не в такт. Посмотрел на кота, это уже на уровне рефлекса было, если что-то идет не так, надо понаблюдать за эр-асу. Спокоен – значит, ничего опасного для его кормильцев нет, нервничает – вот тут как раз время для паники.
Кот был совершенно спокоен. Более того, он потянулся, выгнув спину, потом подошел к шикарному чемодану Ашши и начал точить когти, как обычный домашний питомец. Хваленое кевларовое покрытие расползалось под его когтями, словно обычный пластик. Что же в этой искорке такое знакомое?
На память пришел только один символ, вот его я и создал. И словно треугольной стеной, окружил моргающий огонек.
Вспышка. Сознание возвращалось какое-то время, я сидел на холодном каменном полу, в центре сложного белого рисунка. Никого из моих спутников поблизости не было, более того, метрах в десяти пространство превращалось в туман. Не просто свет так падал, или не хватало освещения, там не существовало ничего.
Неужели удалось войти в систему? Я попробовал пошевелиться. Руки-ноги слушались, ничего не болело, привычно попытался наложить защитную схему, но белые символы эме-галь, возникая, вспыхивали и тут же исчезали. Непривычное ощущение.
- Бесполезно, - раздался голос из того места, где не было ничего, и на свету проявился маленький дракончик. Он забавно взмахнул крыльями, пытаясь усесться на то, чего нет, потом дунул огнем, и под его лапами проявился пол. Дракончик приземлился, потоптался на месте и превратился в низенького бородатого старика – с изрытым глубокими морщинами лицом, узловатыми артритными кистями, лысиной на весь череп. Одет был старик в какой-то серый балахон.
- Не обращай внимания, - он сощурился, разглядывая меня, - каждый сходит с ума по-своему. Вот ты, Марк, как любишь?
- Вообще-то, - осторожно ответил я, - хотелось бы узнать, куда я попал. А потом уже в себе копаться.
ebooksa