Есть. Древко поддалось в моей руке, и я рывком наклонил его, переламывая. Добив ножом последние щепки, я положил нож и откинул отрубленную палку.
Не жалея руки, я ладонью хлопнул по торчащему обрубку, загоняя его внутрь, и крикнул:
– Подними плечо!
Старый, затуманенным взглядом наблюдавший за мной, захрипел, пытаясь извернуться. Я просунул руку, нащупал зазубренный наконечник, и, раскровив ладонь, крепко обхватил его. Я будто лед в руку взял, пальцы заледенели, как при морозе. Что за технология такая?
Я уже чуял, что сил у меня оставалось совсем немного, поэтому стал считать:
– Держись. Раз, два…
– Драный ноль!
– ТРИ!
Я рванул, и обломок стрелы удивительно легко вышел. Меня зашатало, и я рухнул на мешки рядом со знахарем. Плавая на грани обморока, я снова нащупал нож, и потянулся лезвием к зеленой тунике Старого.
– Ты что, нулячья мера, творишь? – голос знахаря, кажется, заметно окреп.
– Так перевязать же, – уже без сил прошептал я.
Меня грубо оттолкнули, Старый приложил ладонь к ране, раздалось шипение. Я почуял запах горелой плоти.
Ко мне уже подкатывала темнота, и я откинул голову, приготовившись в который раз умереть. Ну, родные, я иду к вам.
Грубо хлопнула по груди ладонь, выбивая из меня воздух, я согнулся и закашлялся.
– Крумб салюс! – рыкнул Старый, и в меня будто кувалдой вбили силу.
Именно так. Меня перекувыркнуло по мешкам, и я чуть не перевалился за борт, врезавшись в него спиной. Старый дернулся было подхватить, но мои руки успели ухватиться за плетеный край. Я затряс головой, как после холодного душа и банки энергетика. И куда только усталость ушла? Даже раны больше не саднили, тошнота исчезла.
– Какой же ты дохляк! – брезгливо бросил Старый, поморщившись.
Он уже не выглядел бледным и умирающим, а рана на плече блестела запекшейся коркой. Знахарь подскочил на четвереньки, вытянул посох куда-то вверх и вперед, и снова крикнул, но уже во все горло:
– Фламма!
Я опять зажмурился, аж слезы выступили, перед глазами поплыли круги. Блин, предупреждать надо. Я бы маску сварочную одел.