— А вот это уже не мое.
— Хрен тебе, а не копье, — зло процедила Хильда, — Иди, если хочешь сдохнуть!
Упрямо поджав губы, я пошел к воротам. Нет уж, хрен тебе! Пойду и сдохну, как мне надо!
— Только помни, Марк! — вдогонку добавила Волчица, — Ты свободен до первого зверя.
Я даже не стал оглядываться. А то я прямо не понимаю, что свободных первушников не бывает.
— Да, Хильда, упрямства тебе не занимать, — засмеялся Хакон, — Прабабка на несколько поколений влила Белой крови!
Я уже почти вышел, и замер в проеме, еще не отпустив створку ворот. Слово «белый» с недавних пор очень остро резало мне слух, и я остановился, пытаясь понять, о чем идет речь.
Хакон строго сказал, будто бы меня уже тут не было:
— Хильда, почему не рассказала ему историю имени?
— Не поняла? Мастер, это стихушник сраный! Мне ему еще древо семьи показать?
— И надо было показать!
Я посмотрел на улицу. Далеко сверху виднелась спускающаяся сюда процессия в несколько зверей. Всадников там не было, но виднелся кто-то в длинном сером одеянии.
Меня кольнуло предчувствие. Хильда ведь говорила, что у нас полчаса, и возможно, именно эти идут за абитуром.
Я обернулся и посмотрел на Хильду.
— Кто твоя прабабка?
— Как ты смеешь, первота, так со мной разговаривать?
Хакон упер руки в бока и засмеялся, сотрясая воздух во дворе. Вот уж кто явно испытывал удовольствие от всей ситуации.
— Ее прабабка — это Спика, — ответил вдруг лекарь, который все это время тихо стоял с Устрицей возле ворот, — Знаменитая Белая Волчица.
Я уставился на Хильду, округлив глаза. Так в ней течет кровь Белых? Но Рычок же последний был!
— Мастер Друд, — зло бросила та, — Я сама разберусь с наглым стихушником.