Боли боялась — если зверь нападет, это будет кроваво и не так быстро, как хотелось бы, видела я людей, которых медведь задрал.
Только смерти, наверное, не боялась. Своей смерти. Но это же ни капли не героизм — подумаешь, я ведь уже умирала. У меня есть опыт и нет неизвестности впереди. Просто не страшно.
Я догоняла медленно уходящего вглубь тайги зверя. Лес по моей просьбе отвлекал медведя, но не пытался задержать его силой, просто подсовывал словно очнувшемуся после спячки голодному животному свежие побеги гусиного лука на пригорке, наводил на след раненного волками и уже почти истекшего кровью оленя.
Я чувствовала, как он становится все ближе и ближе, бежала по стелющемуся ковром влажному мху и старалась ни о чем не думать. Я его позову… а там будь что будет.
Огромная бурая тень мелькнула за оврагом неожиданно, я чуть не споткнулась и не улетела между двумя старыми елями вниз по склону. Последние метры бежала, не чуя под собой ног.
Медведь был сыт, он уже успел хорошо попировать над погибшим от волчьих клыков оленем и даже милостиво оставил недоеденное серым охотникам. И пошел дальше.
— Веж! — я обогнула неторопливо бредущего по лесу зверя и преградила ему дорогу, внутренне умирая от ужаса и надежды одновременно.
От неожиданности медведь сердито рявкнул и оскалился. Потом, видя, что я стою поперек звериной тропы, зло заревел и встал на задние лапы, нависая надо мной как огромная бурая гора, готовая в любую секунду обрушиться смертельным камнепадом.
Я понимала, что провоцирую зверя, но знала, что только так и надо. Или пан, или пропал. Сейчас все зависит от того, сумею ли я преодолеть собственный страх, боль, смерть, сумею ли шагнуть навстречу рассвирепевшему зверю и позвать… позвать так, чтобы он услышал.
— Веж… любимый мой, единственный, желанный… вернись ко мне, пожалуйста!
Огромная лапа с острыми пятисантиметровыми когтями с быстротою молнии мелькнула перед лицом, обдав ветром и едва задев по виску. Но этого хватило, чтобы все вокруг заполнилось пряным запахом свежей крови, и я почувствовала, как горячая влажная дорожка побежала по щеке.
Но больно почему-то не было. И я, закусив губу, шагнула к зверю еще ближе. Не отводя взгляда, не допуская сомнений, оттолкнув от себя страх как что-то чужое и ненужное.
— Ну же! Веж! Ну вернись же… как я тут без тебя одна?! Не могу… Вернись… или возьми меня с собой.
Зверь снова махнул когтями, на этот раз слегка задев меня по щеке, оставил на коже горящие борозды. А потом опустился на все четыре лапы и попытался развернуться, чтобы уйти.
У меня аж слезы высохли вдруг от злости, я только сейчас поняла, что всю дорогу ревела белугой. Ах ты!
— А ну стоять! — и страх пропал куда-то разом, когда я яростно кинулась следом и вцепилась в бурую шерсть, дернув зло огрызнувшегося медведя за морду на себя. — Да хрен тебе, скотина такая! Я кому сказала?! Не отпущу!
В запале я еще и врезала ладонью по оскаленной пасти, не жалея ушибленных о клыки пальцев. — Веж! Твою мать! Очнись уже! Ну или убивай тогда, козел мохнозадый! Не смей меня бросать!
Медведь мотнул башкой с явным намерением стряхнуть назойливую моську, чтобы удобнее было прихлопнуть ее лапой. Но я вцепилась как клещ и повисла на нем всем телом.
— Ар-р-р-р! — в зверином реве было сердитое недоумение, он еще раз мотнул ушами, и… вдруг что-то изменилось.
Время замедлилось, когда я поняла, что сквозь ставшие прозрачными медвежьи глаза на меня кто-то смотрит, пристально, с легким интересом и раздражением. И это был не Вежеслав и не его животная часть, ставшая медведем. На меня смотрел кто-то очень древний, сильный и непонятный.