– Ты идиот, – сказал Кшистоф, сидя за столом в доме Бруна. – Ты понимаешь, что натворил? Все вампиры сдохли. Тебе вменяли расовый геноцид!
– Не вменили же, – пробурчал Брун и вылил омлет на сковородку, держа миску одной рукой. Второй он все еще старался не шевелить лишний раз, хотя гипс уже сняли. Пальцы, отбитые рукой Бальтазара, заживали: розовые лунки ногтей потихоньку отрастали и отчаянно чесались по ночам.
– А все почему?
– Почему?
– Потому что папаша Эльзы, оказывается, партнер одной из крупнейших юридических компаний нашей страны. Тебя защищал целый полк адвокатов.
– Круто, – буркнул Брун, раскладывая омлет на две тарелки.
– Они применили закон «Око за око». Вампиры тоже относятся к особым. Относились. А шкура, в которую укутали Бальтазара, принадлежала твоему отцу.
– Знаю. Где она сейчас? В уликах?
– Я закопал ее на его могиле, – ответил Кшистоф, мрачнея. – Ты хотел сам это сделать?
– Нет. Спасибо.
– Пастырь сказал, что подарил ее альфе. Но адвокаты сумели убедить присяжных, что он мог действовать под вампирским гипнозом. В таком случае альфа становится соучастником. Якобы он попросил пастыря подарить ему медвежью шкуру, подтолкнув его тем самым к убийству.
– Надеюсь, пастыря не освободят под эту лавочку как невменяемого? – нахмурился Брун.
– Ну, он говорит, что им управляла сила предвечного, но по результатам судебно-психологической экспертизы он нормальный. Ему дали пожизненное.
– Строгого режима?
– Общего. Ты зря хмуришься. Он сидит вместе с оборотнями, сечешь? – оскалился Кшистоф. – И я уж постарался, чтобы они узнали, по какой статье. Так что пастырю придется очень, очень несладко… А самым сложным в твоем деле было убедить суд, что дед с пулеметом пришел в башню сам по себе.
– Земля ему пухом, – сказал Брун. – Феликс был лучшим. Знаешь что-нибудь про Эльзу?
Кшистоф отвел глаза, поерзал на стуле.
– Я ее не видел, но разговаривал с ее отцом. Она снова человек. Восстановилась в музыкальной академии. Они собираются в отпуск всей семьей.
– Это хорошо, – ответил Брун. – Если ты когда-нибудь дашь мне зеленую бирку, то, может, однажды, я смогу пойти в филармонию на ее концерт…
– Кстати!