Голос ночной птицы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это… три, а то четыре месяца тому назад. Но я его еще раз видел, недели две как прошло.

— И он опять шел к болоту?

— Я его видел, когда он шел обратно. Мы его с Эрлибоем видели, чуть не налетели на него, когда из-за угла выходили. Буллхед — это невольник Джинджера — где-то карты достал, и мы у него дома почти всю ночь играли, вот почему в такой час. Мы видели его, а он нас не видел. На этот раз он нес потушенный фонарь и ведро.

— Ведро, — повторил Мэтью.

— Да, сар. Закрытое, наверное, потому что оно качалось туда-сюда, но ничего не выливалось.

Мэтью кивнул. Он вспомнил, что тоже видел у этого человека какой-то предмет, который вполне мог быть ведром.

— Эрлибой тогда испугался, — сказал Гуд. — И сейчас еще дрожит. Он меня спросил, не на Дьявола ли мы наткнулись, но я ему сказал, что это всего лишь человек. — Он приподнял густые белые брови. — Я не ошибся, сар?

Мэтью ответил не сразу, раздумывая. Потом задумчиво проговорил:

— Да, я думаю, ты прав. Хотя в этом человеке могло быть что-то от Дьявола.

— Это уж в любом человеке под солнцем Божьим, — философски заметил Гуд. — Но убей меня Бог, не могу придумать, зачем бы кому-то ходить на болото, тем более ночью. Там ничего такого нет.

— Значит, для него там было что-то ценное. Что бы оно ни было, а это можно носить в ведре.

Мэтью оглянулся на сторожевую башню. Дозорный все так же сидел, закинув ноги на перила, и даже сейчас, похоже, спал. Вряд ли тот, кто захочет пройти ночью, столкнется с трудностями, особенно если света зажигать не будет. Ну ладно, сейчас ему чертовски нужен завтрак и горячая ванна, чтобы смыть тюремную грязь.

— Еще раз спасибо за мазь.

— Не за что, сар, рад был служить. Удачи вам.

— И тебе тоже.

Мэтью повернулся и пошел по улице Мира, оставив невольничий квартал позади. У него еще прибавилось о чем думать, и убавилось времени разложить все по полочкам — если, конечно, вообще это можно разложить. Он чувствовал, что кто-то — может быть, даже не один человек, — сплел запутанную паутину лжи и убийств в этом страдающем и грубо вытесанном городе и затратил огромные и необъяснимые усилия, чтобы выставить Рэйчел слугой Сатаны. Но для какой цели? Зачем кому-то тратить столько изощренных трудов, чтобы сфабриковать против нее дело о колдовстве? Совершенно не видно было смысла.

Но опять-таки смысл должен быть — какой-то и для кого-то. И ему, Мэтью, выпала участь, напрягая разум и интуицию, отыскать этот смысл, потому что, если он этого не сделает — и очень быстро, — то придется распрощаться с Рэйчел на пылающем костре.

Кто же тот человек, что бродит в ночи по болоту с темным фонарем и ведром? Как монета испанского золота оказалась в брюхе черепахи? И еще вопрос Гуда: «Как получается, что Сатана ни по-немецки, ни по-голландски не говорит и нам, черным, тоже ни слова не сказал?»

Загадка на загадке, подумал Мэтью. И разгадать их — работа для куда более сильного борца, чем он; но он — это все, что есть у него и у Рэйчел. Если он не ответит на эти вопросы, кто тогда? И вот на этот вопрос ответ был очень прост: никто.

Глава 21