Голос ночной птицы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слушай, Мэтью… течет песок… течет… красивый-красивый…

Голос шептал прямо у него в ухе. Нет: Линч был ближе. Ближе…

…брошь… свет… брошь… свет…

Ближе.

— Слушай, — донесся шепчущий приказ, и Мэтью не узнал голоса. — Слушай… тишину…

…свет… течет-течет песок… брошь… свет красивый-красивый…

— Слушай, Мэтью. Слушай тишину. Все. Тихо. Все. Тихо. Все. Красиво. Красиво. Тишина, тишина… Город… стих… Будто… весь мир… затаил дыхание…

— А-ах! — выдохнул Мэтью. Это был панический крик тонущего пловца, ловящего ртом воздух. Рот открылся шире… шире… он услышал собственный вздох… страшный шум…

— Тихо, тихо… — приговаривал Линч тихим, певучим шепотом. — Все. Тихо. Все. Тихо.

— Нет! — Мэтью шагнул назад, налетел на дверной косяк. Он отдернул взгляд от блестящей броши, хотя Линч продолжал вертеть ее то на свету, то в тени. — Нет! Не… не выйдет…

— Что, Мэтью? — улыбнулся Линч, пронизывая глазами Мэтью до самого мозга. — Что не выйдет?

Он встал со стула… медленно… плавно… как течет-течет песок…

Ужас охватил Мэтью, такой ужас, какого он в жизни не знал. Ноги отяжелели, словно в железных сапогах. Линч шел к нему, протягивая руку, чтобы схватить за плечо или за локоть, и время замедлилось, стало пародией на себя. Мэтью не мог отвести взгляда от глаз Линча; они сделались центром мира, и все остальное было тихо… тихо…

Он знал, что пальцы Линча вот-вот возьмут его за рукав.

Собрав всю силу воли, Мэтью в отчаянном усилии крикнул прямо Линчу в лицо:

— Нет!

Линч моргнул. Рука его дрогнула на какую-то долю секунды.

И этого хватило.

Мэтью повернулся и опрометью бросился прочь. Бросился, несмотря на налитые кровью распухшие глаза. Бросился, хотя ноги налились свинцом, а горло пересохло, как текучий песок. Бросился, и тишина гремела у него в ушах, легкие жадно втягивали воздух, украденный у него несколько секунд назад.

Мэтью бежал по улице Трудолюбия, и теплое солнце растапливало лед, сковавший его мышцы и кости. Он не смел оглянуться. Не смел оглянуться. Не смел.