Но пришедшая весна и шальные взгляды моих друзей друг на друга разбередили мне сердце. Мне начали сниться сны. Очень горячие, жаркие, невозможно жестокие сны, в которых Андрей приходил мрачный как тьма, приковывал меня к кровати лицом вниз и бил длинной плетью как там, в клубе. Но каждый жгучий удар, который я никогда не выдержала бы в реальности, во сне наполнял меня плотным горячим удовольствием, страшным, томным, по самую макушку заливал терпкой тягучей патокой. Все внутри сжималось, принимая удар за ударом словно толчки внутрь меня.
Просыпалась я мокрая с головы до ног. А между ног был вообще потоп, пальцы скользили, остро пахло моей жаждой. Я выгибалась на постели, ощущая пустоту в себе. Шла в душ, чтобы смыть пот и раз за разом заглядывалась на продолговатые флаконы шампуня. Хотелось странного.
Однажды я взяла этот флакон: широкий цилиндр с гладкой поверхностью и облизала его, надеваясь ртом на жесткие пластмассовые края. Губы треснули в уголках, и я испытала такое наслаждение от этой боли, что самой стало страшно… и волнительно.
Я еще не успела вымыть из себя избыток смазки, и тут же, не успев задуматься, поставила ногу на бортик ванной и засунула флакон в себя. Он не хотел входить, тянуло болью и дискомфортом, но я вдруг отчаянно и яростно начала заталкивать его внутрь, саму себя насилуя. Чтобы наказать.
За одиночество, за эту жажду, за попытку заменить того, кого заменить нельзя.
Внутри тянуло, перекликаясь с такой же тянущей болью в душе от стыда и унижения. До чего я докатилась!
Но покатилась дальше. Намылила пальцы и, не вынимая флакон, ввела себе в задницу, растягивая ее привычно и деловито. Вспоминая, как делала это для Андрея перед тем, как вставить себе пробку в зад. Пробок у меня не было, но был второй флакон такой же формы, от кондиционера. Он был огромный для моей узкой, забывшей член Андрея дырочки, но я хорошо постаралась, засовывая в себя два, а потом и три пальца, а потом, сразу, без перехода, втолкнула и флакон. Боль была острой и резкой, способной заставить меня очнуться.
Но вместо этого я лишь сильнее двинула рукой, засовывая глубже. Драла себя и плакала, рыдала, сгибаясь от боли и взрывного удовольствия, которое растащило меня напрочь вместе с явившимся тяжелым оргазмом.
Потом я долго лежала, свернувшись клубочком, на дне ванны. Опоздала в универ, а когда пришла, передвигалась осторожно, чувствуя такую ностальгическую боль в себе.
Но больше так никогда не делала.
Ощущение неправильности было сильнее даже удовольствия. Это должен быть другой. Совсем другой человек. Я даже знала, кто.
Только это было невозможно.
Что, что, что я могла еще сделать? Мысль о том, что меня коснется кто-то из парней, что его член окажется там, где был только Андрей, вызывала отвращение. Но не могла же я всю жизнь хранить ему верность?
Поэтому увидев на телефоне имя Миши, я… ответила.
— Привет.
— Привет, помнишь меня? — За прошедшие месяцы голос его стал уверенней.
Я хохотнула. О, хотела бы я забыть. И его, и все, что случилось до него.
Или после? Какую из частей жизни я бы хотела забыть больше?
— Просто подумал, что мы давно не виделись, — хмыкнул он в трубку. — Может, встретимся?
Почему бы нет?