ЛИЗА
Терпко-горьковатый вязкий вкус все стоял во рту, сколько бы я ни чистила зубы. Я глотала зубную пасту, но мой рот был по-прежнему словно заполнен спермой дяди Андрея. Ее было так много! Часть я проглотила, когда она изверглась в горло, но часть осталась во рту и пролилась, и мне пришлось…
Я зажала рот ладонью. Кажется, я навсегда избавилась от рвотных позывов. Хуже того, что он делал, со мной еще не случалось. Это… отвратительно. Мерзко. Больно, страшно, противно, ужасно неприятно. Кто может делать это для удовольствия, кроме тех извращенок-мазохисток?
Когда его упругий ствол разрывал мои губы, я думала, что задохнусь… Он был таким грубым, таким жестоким, словно ему вообще было насрать, что я там чувствую. Неужели его женщинам это нравится? Или ему тоже насрать? Тогда почему они возвращаются? Делать эти отвратительные вещи… подчиняться ему. Когда он оттягивал мне голову за волосы, у меня искры летели из глаз.
Что-то в Андрее было такое опасное, что сейчас мне и вправду казалось, что злить его не надо. Но не зайдет же он слишком далеко?
И еще…
Я сглотнула, вновь ощутив этот вкус, вспомнив, как туго входил в мое горло вибрирующий от напряжения член.
Мне…
Было бы…
Любопытно…
Как-то потрогать или попробовать его на вкус… самой. Без насильного насаживания горлом на стояк, без долбежки затылком о косяк и льющихся из глаз слез. Облизнуть эту… стальную твердость под мягкой кожей. Самой.
Но…
Не так.
Я скривилась, снова собираясь заплакать.
В дверь раздался стук. Ну не совсем стук. Небрежный, символический бряк костяшками о дерево, словно случайно. И спустя секунду она начала открываться. Я подобрала под себя ноги, закуталась в одеяло и отползла в угол кровати. Андрей вошел и его взгляд сразу метнулся к моему рту. Я сжала губы, вновь ощутив снующий между ними ствол.
Но он тут же перевел взгляд на какую-то точку за моей головой. И дальше обращался только к этому участку стены. Я даже проверила — там ничего не было. Обои, краска. Все.
Андрей был в майке без рукавов, и было видно как струятся по его рукам татуировки: черный стилизованный огонь, острые язычки, извивающиеся от плечей до запястий.
Когда он поднимал руку, чтобы почесать отросшую щетину, огонь становился живым и страшным.
— Ну что ж, Лиза, поговорим откровенно… — сказал он спокойно. Он больше не орал, не рычал, не шипел. И это спокойствие напугало меня куда сильнее.
— Хорошо, — кивнула я.
ebooksa