От потупленного взгляда, робкого тона, маленьких рук, теребящих подол футболки.
Ее дыхания.
Прерывающегося на каждом слове и в конце на «меня».
Близких слез в голосе.
— Ты совсем охуела.
Только что я думал, что сейчас меня разорвет на миллион крошечных охуевших стоматологов-садистов, но вдруг я перегорел. И ответил ей очень-очень спокойно.
Надолго ли? Рядом с Лизой меня с самого начала расшатывало, с самого, блядь, первого дня, когда я приехал в квартиру и увидел ее с абсолютно пустыми глазами. Ее руки были в крови: она расцарапала лицо кому-то из этих ублюдских коршунов, что занимались похоронами. В комнате остро пахло лекарствами, и даже я, привыкший к запаху дезинфекции и специфических наших препаратов, поморщился. Ей что-то укололи тогда, и она выглядела как сбежавшая из Сайлент Халла сумасшедшая. Мне было ее жаль. Она меня раздражала. Все сразу.
— Наверное… — Лиза вздохнула со всхлипом и потянула вверх футболку, под которой ничего не было, кроме маленькой девичьей грудки.
— Ты понимаешь, как это звучит? Я твой опекун! Практически дядя!
— Понимаю. Но ты уже трахал меня.
— Нихера ты не понимаешь… — я отвернулся, чтобы не смотреть на ее дрожащее тельце. Потому что яйца уже ломило и вся кровь отливала от мозга. А мозг мне был нужен.
Я взял себя в руки:
— Как ты себе это представляешь вообще, долбанутая?
Она пожала плечами, отвернулась, откинула футболку в сторону, взялась за застежку шортиков.
— Когда ты хочешь трахаться, ты приходишь и берешь меня.
«Берешь», блядь.
Как в ебучих викторианских романах. А «ебешь в рот, пока мозги не вытекут» не хочешь, маленькая блядь Лиза?
— Как хочу? — сощурился я на эту идиотку.
— Да… — она помедлила и тихо добавила: — Только не бей.
Вот очень вовремя. Втащить ей хотелось со страшной силой, дебилке такой.