Брат моей подруги

— Юленька… — горячо прошептал он мне на ухо. — Я люблю тебя с того момента, как впервые увидел в нашем коридоре. Как сияли твои глаза, какой нежной была кожа, какой обворожительной улыбка… Я и сам был еще мальчишкой, но в тот момент я понял, что никогда для меня не будет никакой другой женщины кроме тебя. И только потом я заметил, как ты была одета.

Я, освобожденная от кляпа, открыла рот, чтобы все-таки сказать… но он вновь накрыл мои губы своими, нежными, мягкими, непривычно осторожными, так что мне хотелось плакать после всех тех грубостей, что он говорил и делал сегодня со мной. И жаловаться.

Ему же.

Кому еще?

— Ты не представляешь, что такое для мужчины, только что вознесшего свою возлюбленную на вершину, понять, что она — не та, кого он себе представлял. Да, я был глупым мальчишкой, а ты всего лишь дурачилась. Но ты выбрала именно такой образ. Я долго думал об этом и понял, почему моя обида так сильна спустя все эти восемь лет. Ты сама хотела быть шлюхой, Юленька, любовь моя.

Его пальцы одновременно с его словами путешествовали по моему телу. Я никогда не чувствовала таких нежных касаний, таких сладких поглаживаний. Он то едва дотрагивался кончиками пальцев до моей шеи сбоку, и я вздрагивала от горячего дыхания на коже. То вел ими по нижней части тяжелых полушарий моей груди, и я с удивлением понимала, что это невероятно чувствительное место, чуть ли не самое чувствительное в моем теле.

То сжимал мою попу, вжимаясь в меня пахом, и терся о живот горячим упругим членом, так что я хотела умолять его войти в меня.

— Я оказался прав. Когда я узнал, что ты все-таки не дождалась меня, и даже не вышла замуж, а просто отдалась какому-то первому попавшемуся уроду, я уверился в том, что твоя суть изначально была такой. Это почти убило меня. Я многое сделал сегодня, наконец-то получив тебя в свои руки. Я не сдерживал себя, желая наказать тебя за развратность. Но когда я дотрагивался до тебя, любовь пересиливала. Я хотел оттрахать тебя как шлюху, и хотел любить тебя как свою богиню. И не знал, какое чувство сильнее.

Он то шептал едва слышно, то говорил яростнее и напористей, то мурлыкал на ухо, то холодно шипел, меняясь так неуловимо, что у меня начинала кружиться голова. Или она кружилась от того, что делали его пальцы? Они ласкали меня во всех местах, находя чувствительные точки там, где я в жизни бы не подумала, но неуклонно спускались вниз, к средоточию влаги и жара, наполнявших мое тело от того, что он делал.

Его пальцы раздвинули складочки у меня между ног, почувствовали влагу и начали скользить вверх-вниз, то трогая мой клитор, то проникая внутрь ноющего влагалища. Это было словно отражением того, что Артем делал со мной в ванной. Но совсем другим.

— Сейчас я хочу склониться перед тобой первый и последний раз, Юленька. Попросить у тебя прощения и проклясть… И быть с тобой так, как если бы все было иначе. Если бы я встретил тебя за чаем с тортом, а не в наряде шалавы, если бы в двенадцать подарил тебе куклу, а в четырнадцать пригласил на свидание. Если бы в шестнадцать наконец решился поцеловать тебя в первый раз, и это был бы твой первый поцелуй, потому что ты была бы моей девушкой, которую я берег все эти годы. Если бы в восемнадцать я уложил тебя на кровать, усыпанную розовыми лепестками и был бы твоим первым и единственным. И тогда бы сейчас, в твои двадцать, я бы любил тебя вот так, как буду любить сейчас. Перед тем, как мы выйдем к моим родителям и скажем, что женимся. Пусть это будет единственный наш раз в том мире, где все было правильно.

Его пальцы нежно растягивали меня внизу, томительно и жарко, входили внутрь и покидали мое тело, кружили вокруг клитора, лаская его, доводя меня почти до экстаза, но избегая доводить дело до конца. Артем закончил говорить и теперь его губы и его язык присоединились к невероятно нежным и умелым ласкам. Он вылизывал каждый миллиметр моего тела, доводил до крайней точки и отступал… А потом в меня вошел его член.

Я выгнулась ему навстречу, закидывая руки на шею моего любимого, самого любимого, с детства, мужчины, закидывая ноги на его поясницу, вжимаясь в него всем телом и подаваясь вперед, чтобы он проник в меня до конца, слился со мной. В эту ночь, в этот последний раз, когда все происходило так, как должно было в том мире, где мы были бы всегда вдвоем. Из моих глаз катились слезы, когда я пыталась представить себе, как могла бы жить эти восемь лет под сенью его любви. Как одна ошибка в детстве и неизмеримо более суровая ошибка в юности лишили меня такого счастья.

Артем ласкал меня, качал на медовых волнах, доводил до самого края, до самого-самого-самого, но не давал рухнуть в бездну. Потому что у его действий была единственная и главная цель.

В тот момент, когда я балансировала на лезвие ножа, дрожа всем телом и испытывая уже боль от невозможности получить удовольствие, когда могла только стонать, и стонала без остановки, он замер, не выходя из моего тела и прошептал:

— Вот теперь — отвечай. Ты будешь моей женой?

И я ответила единственное, что могла ответить в тот момент:

— ДА!

Он двинулся последний раз и мир взорвался вокруг меня. В глазах потемнело и рассыпались звезды, каждая струнка тела подрагивала, усталая и насыщенная наслаждением.

Мое несбывшееся счастье сбылось хотя бы на несколько секунд волшебного экстаза, которые мне мог подарить только он.