— Очень вам благодарен.
— Подзалста. Вы когда думаете отправиться?
— Хоть завтра.
— Прекрасно. О-та? обращается он к своему ад‘ютанту. — Дайте мистеру пропуск и пароль.
— Благодарю вас.
— Подзалста. Прошу, — и полковник пожимает его руку.
В час ночи у тюремного барака смена караула.
Стоят двое: один у дверей барака, другой — на другом конце его.
Ильицкий, плотно прижавшись к боковой стене барака, в темноте совершенно невидим. Он ждет, пока удаляется разводящий и старый караул, а вновь прибывший, укутавшись в свои собачьего меха дохи, начинает прогуливаться вдоль барака.
Спустя некоторое время, один из них усаживается около дверей, другой продолжает ходить по другой стороне барака.
Ильицкий, как кошка, подкрадывается к углу барака и, выждав момент, когда караульный проходит мимо него, почти вплотную, бросается на него, схватив крепко за шею.
Неуклюжая доха делает караульного неповоротливым, путается у него в ногах и через секунду, оглушенный ударами Ильицкого, он валится наземь.
Ильицкий быстро одевает доху и папаху караульного, берет его винтовку и равномерной спокойной походкой огибает угол барака, направляясь к второму полудремлющему караульному.
— Са-то, — говорит японец, увидя его и принимая за своего товарища. Но прежде, чем он успевает его разглядеть, он уже тесно прижат в угол, а винтовка его отброшена далеко в снег.
Ильицкий затыкает ему рот его же рукавицей и связывает его по рукам и ногам.
С дверью справиться оказывается легче, чем он ожидал. Она деревянная, и, хотя впереди и повешены внушительные замки, она держится на стареньких заржавелых шарнирах, прибитых гвоздями.
Ильицкий без труда отламывает их штыком.
— Ольга!
— Я! — раздается слабый женский голос.
— Идем скорее.