Недавно, по ее же приказу, вернувшись из Благовещенска, Луцкий вновь отправился дипломатничать. Хабаровск… Чита…
Семенов… Калмыков… Атаманы.
И теперь грустно.
Плавное покачивание вагона наводит дремоту.
На память лепятся обрывки картин…
Привольный широкий красавец Амур буйно прорывает хребет Хингана.
Направо… налево по кручам гор тайга…
Дикая, могучая, красивая.
Слегка вздрагивая, быстро вниз по течению идет пароход.
И чуть ли не при каждой остановке с пристаней на пароход вваливается комендантская команда: нюхают, шарят, ищут: в каждом пассажире — большевика, в каждом углу — контрабанду.
— Нахал! — вспыхивает какая-то дама, — как вы смеете… Это безобразие, господин офицер.
Полупьян… Скрывает смущение… Отходит…
— Ишь… коммунистка.
В порыве усердия думал найти большевика у дамы под блузкой.
По скатам и гребням трех гор, в садах зеленый Хабаровск.
Атаман Калмыков в кресле своего кабинета… В штабе.
Низенький… Щупленький… Плюгавый. Это тот самый, который налетом ворвался во главе отряда на 86-ой раз"езд и прервал связь между Востоком и Западом.
Тогда он был просто прапорщик, а теперь он — атаман Уссурийского казачьего войска.
Сегодня у атамана шапка на затылке. Все довольны.
Верный признак: шапка на затылке — проси, что хочешь… шапка на лбу — не подходи…