— В три! — И Солодовников, чуть наклонив голову, повернулся на каблуках и вышел из кабинета.
— Уже час!.. — американский консул взглянул на часы.
— Да. Закончим заседание… Итак — я резюмирую, — начал Таро, — по докладу генерала Розанова — мы не вмешиваемся активно в подавление восстания, а только «локализуем район» двумя внешними цепями — японской и американской.
— Это все, что я прошу от вас! — генерал Розанов встал и поклонился.
Таро улыбнулся.
— Союзное командование согласно…
Черные, огромные, стальные змеи — с обеих сторон гайдовского поезда проползли, охватили, лежат настороженные.
Это два броневика — калмыковский и семеновский — в погоне за Гайдой пришли сюда.
Ждут.
Ночь. А ветер хлещет с дождем. Начинается тайфун.
Гайдовский поезд освещен — там идет лихорадочная работа: раздают оружие рабочим. Грузчики первые с Эгершельда вооружились. Прибывают также и воинские части, перешедшие от Розанова к Гайде.
Гайдовские часовые перекликаются:
— Женька!.. Товарищ Цевелев…
— Я! — сзади из-под вагона голос.
— Ты что там?.. — и Горченко, тоже часовой партизан, пришел из сопок, и тоже не выдержало партизанское сердце — уже здесь, — ты что там?..
— Да, вот к Калмыку добираюсь…
— Погоди, не торопись. Сказано — под утро мы их окружим.
И… у-у-у-у-х… ух… ух… жжжжжшш.
Разворачивается тайфун.
Уже три часа ночи.