Уже четыре часа утра.
Тайфун все усиливается и усиливается.
Ууууу… жжжжжжиии… ууииии… — воет и стонет, гремит камнями и ворочает хибарки на сопках.
Уужжжжжжжиии…
Утро. Серая муть ноябрьского утра с тайфунным дождем и снегом.
Слизкой мутью сдавила горбатые улицы морского города. А на улицах ветер полощет, как белые тряпки, воззвание «народного» правительства с ультиматумом Розанову о сдаче власти им — действительным представителям народа…
Но даже и ветер точно издевается над эсэровской литературой — рвет и смывает летучки и гонит их по грязным, залитым тайфунным и потоками, улицам.
А в туман и в свист ветра и сирен равномерно…
Бууммм… — выстрелы пушки с миноносца. И все по вокзалу.
А там, — стягиваются все отряды, делаются последние приготовления.
Семеновский и калмыковский броневики, почуяв опасность близкого соседства вооруженных грузчиков, под утро ушли со станции. Гайдовцы их не успели захватить и обезоружить.
Но Розанов не дремлет. Он тоже стягивает свои силы, группируя их по Алеутской и Светланской.
Всю ночь с американского крейсера «Бруклин» производили высадку десанта. К утру она была закончена. А потом, когда две цепи — японцев и американцев, — полукольцом охватили район восстания, оставив свободный выход в ноябрьскую полуобледенелую бухту — начальник штаба Гайды, Солодовников, отдал приказ выступать.
Только гайдовцы развернулись внизу по вокзальным путям, а Балашев вверху стал выводить батальоны с вокзала, торопясь ликвидировать пробку, образовавшуюся по лестницам и коридорам…
Вдруг, — совсем близко, вот тут, со всех сторон зачакало: та-та-та-та-та-та-та… Тарррр… — и залились многочисленные пулеметы.
Снизу, — по путям двигалась навстречу гайдовцам унтер-офицерская школа с Русского Острова, — прекрасно обученная и хорошо вооруженная американскими автоматами.
Сверху — на вокзал был брошен егерский полк…
И началось…
В гайдовском поезде переполох… — Куда-то скрылись эсэры… Неизвестно где Солодовников…
Уже стемнело…