— Ваше превосходительство! Мы понимаем, что это сепаратные действия, почему и просим вас строго наказать виновных.
Треск. Кооператоры вздрагивают. Адмирал резко бросает сломанный надвое карандаш.
— Вы говорите, это были офицеры?
— Да, ваше превосходительство… Из отряда атамана Анненкова.
— Хорошо. Дело будет расследовано и виновные наказаны… Строго.
Кооператоры, откланявшись, исчезают.
Адмирал встает и начинает быстро ходить по кабинету.
— A-а, чорт! — Правитель судорожно хватает пепельницу и швыряет ее в угол. Звонит. Ад’ютант входит.
— Позвать полковника Кабакова.
Ад’ютант звякает шпорами.
Полковник Кабаков входит решительными шагами и смотрит строго, холодно. Низенький, сухой полковник — олицетворение сухой строгости и беспощадного фанатизма.
Он знаменит.
Пленные австрийцы в городе Кустанае чем-то помогли восставшим крестьянам. Восстание было подавлено. Кабаков отдает приказ, и в одну ночь всех пленных развешивают по столбам Кустаная.
За это его оттуда убрали. Теперь он при ставке — генералом для поручений.
— Полковник Кабаков! Дело, о котором вы мне говорили, рисуется для меня иначе. Этому надо положить конец.
— Ваше превосходительство! Вы сами знаете, что мы окружены большевиками. Всюду зреют заговоры. Это нож в спину армии. Здесь в тылу нужно быть беспощадным и в корне подавлять всякую агитацию. Эта газета вела скрытую агитацию. Корнет Усов… и другие офицеры были возмущены. Они борются и проливают кровь. Если вы их будете наказывать за то, что они борются за родину, вы погубите дело.
Верховный правитель опустил голову. Помнит… Также вот: заговор Фомина и других эсэров… Выступление, похожее на провокацию… Затем офицерский суд… И… расстрел эсэров…
И он — адмирал Колчак, узнав о расстреле, бился в истерике. И всё-таки дело пришлось замять.
Адмирал поднимает голову и долго испытующе смотрит на полковника…
Ничего. Холод стальной непоколебимости… Твердость каменная…