После того как выпили коньяку по лафитному стакану, Снегуровский начинает рассказывать:
— Вот что… Слушай. Меня завтра оперируют. Может статься, я отправлюсь к праотцам.
— A-а, жаль… — зевая, произносит Лесной.
— Мне и самому было бы жаль… И не столько себя, сколько тайны, которая погибнет со мной.
— Тайны?! — Зрачки Лесного невероятно ширятся. Он вскакивает с дивана и всем корпусом подается вперед.
— Ты понимаешь, я могу доверить ее только тебе, чорт бы тебя задрал…
— Доверяй!.. Я нем, как целое кладбище.
— Да не в немоте тут дело: нужно добраться до этой тайны, раскрыть ее…
Лесной трясет кулаками:
— Я раскрою что угодно!.. Я доберусь. Говори… — Он уже совершенно отрезвел.
Снегуровский вынимает блок-нот и начинает что-то чертить:
— Смотри и слушай…
Белоснежные стены. Потолок. Масса света.
Снегуровский лежит на операционном столе и с каким-то болезненным любопытством рассматривает окружающую обстановку.
Доктор Светлов подходит к нему, наклоняется, слушает сердце.
— Ничего, брат… вытерпишь. Сердце как мотор. — Поворачивает голову в сторону старшей сестры: — Ну, сестра, начинаем…
На секунду Снегуровский видит красные, до-синя вымытые руки сестры, а потом маска с хлороформом накладывается ему на лицо, и он погружается во мрак.
Снегуровский только слышит:
— Дышите глубже. Спокойнее… — А потом молчание. И еще откуда-то издалека: — Ну, господи благослови — поехали…
Это говорит старшая сестра.