Желтый дьявол. Том 3

22
18
20
22
24
26
28
30

Все смеются над его жирным и зеленым в свете прожекторов телом.

— Вы, дядя Костя, точно водяной… — кто-то ему.

— С вами свяжешься, не тем еще будешь, — уже тихо, примирительно огрызается дядя Костя.

Близко, наклонившись к самому уху Попова, Снегуровский шепчет:

— Приходи часа в три на корму — мне нужно с тобой говорить.

Попов раскрывает в недоумении рот, но Снегуровский уже соскочил с его матраца и вслух произносит:

— Я пошел спать… — и уходит быстро по палубе, спускаясь в каюту.

— Чорта лысого, уснешь там!.. — бросает ему вдогонку дядя Костя. (Он — его компаньон по каюте). — Духотища и эти проклятые прожекторы залезают во все щели…

А рейд не спит: японцы сторожат большевиков. А американцам некогда — они хозяйничают в японских водах, промеривая открыто по всем направлениям иокогамский рейд, маневрируя кильватерными передвижениями своего линейного флота. И всю ночь носятся по рейду их катера, и всю ночь переговариваются их сигнальные огни на мачтах, и неслышно передвигаются их колонны.

А Иокогама в дыму и копоти догорает жуткими вспышками то там — в центре города, то здесь — на эспланаде…

Не спит весь рейд.

Склянки на «Ленине» бьют четыре. Скоро рассвет. Прожекторы погаснут. С моря надвинется туман, тогда на рейде наступит тишина. Он погрузится в чуткую, настороженную, тревожную дрему — он закроет глаза на полчаса.

— Андрей, ты мне товарищ?

— Товарищ, как будто… — Попов моргает недоуменно глазами.

— Ну, так вот, возьми этот пакет и в случае, если мне там…

— Где там?..

— Ну, там?.. — И жест во тьму, в сторону разрушенного города. — Тогда ты лично, по возвращении во Владивосток, передашь его Лесному. Понял?

— Понял…

— Ну, смотри у меня! Я теперь вот на, держи эту склянку и помоги мне натереться.

Разговор происходит шепотом на корме «Ленина» под утро третьего дня по приходе судна в Иокогаму.