Второй родился длинным и тощим верзилой, острый череп которого терялся в углу на потолке. Он мне кого-то напоминал, и я присвоил ему имя Мармадьюк Пиг.
Но мне не понравилось лицо чудовища, и я переделал его в свиное рыло.
Я долго колебался, как окрестить гомункула с мордой крысы и брюхом опоссума, который возник последним рядом с дверными петлями.
В вечернем воздухе прокричала серебристая чайка, одна из самых отвратительных морских птиц. Она не больше крупного попугая, но голос словно позаимствовала у ада. Чайка плачет и угрожает — ее крохотное горло наводит ужас на бледную бесконечность Балтики.
Если в конце земного существования божий суд не сжалится над моей мрачной душой скитальца, меня осудят на вечные муки и назначат серебристую чайку в преследователи.
Встречая сумерки, она прокричала: «Кукелю!» Так маленькое меловое чудище стало зваться Кукелю.
При свете фитиля, привязанного к валу, я рассказывал им грустные истории и поносил их отборной бранью.
Утром ушел и вернулся вечером в грязное убежище, вооружившись тряпкой, ибо весь день придумывал злую пытку, которой подвергну их, уродуя плоские структуры.
Когда фитиль вспыхнул слабым желтым пламенем, они не стелились на переборке, а сидели на моей скамье.
Под скамьей я спрятал унцию табака.
Красмуссен курил его.
В тайничке лежала поллитровка доброй датской водки.
Мармадьюк Пиг допивал ее.
От вчерашнего ужина оставалась четверть копченой селедки.
Кукелю дожирал ее.
Я в гневе замахнулся тряпкой.
— Вернитесь на переборку, и я вас сотру.
— Нет, — ответили они, продолжая курить, пить и есть.
Потом Красмуссен с силой ударил меня хоботом.
— За то, что ты наделил меня таким носом, — усмехнулся он.
ebooksa