Я растерянно поглядел на него.
В молчании мы оба двинулись дальше и взошли на мостик почти одновременно с Ириной. Я увидел, что она стоит, держась за перила, бледная, точно разбитая страшной усталостью, и мне внезапно пришло в голову, что, может быть, Ирина действительно больна.
Я направился к ней, чтобы предложить ей руку. В эту минуту я почувствовал какое-то стремительное движение у меня за спиной. Мне показалось, что Ирина закричала, но я не был в этом уверен: шум потока заглушал все звуки. Я быстро обернулся и увидел Томаса, когда он падал в пучину водопада.
Мгновения, когда я двинулся к Ирине, было достаточно Томасу, чтобы переброситься через перила моста. Но я не видел этого и не сразу понял, что случилось, каким образом Томми вдруг мелькнул внизу, у пучины. Секунду спустя страшное сознание осветило мой мозг, я закричал, зарыдал и, забыв о жене, бросился бежать по дороге, призывая на помощь. Но я пробежал всего несколько шагов, силы покинули меня, и я в глубоком обмороке свалился у большого камня, где несколько минут назад Ирина сказала Томми свое убийственное «да».
Финские газеты пишут и пишут о смерти Томаса Отсена, делая всевозможные попытки разгадать, что могло довести его до такого безумного поступка. Но им не разгадать этого. Единственный друг покойного действительно знает, отчего погиб архитектор Отсен, но этот друг будет молчать, должен молчать. А там, рядом, за стеной, сидит одинокая женщина, виновница этой безвременной гибели, и остановившимся взглядом глядит перед собой и все думает, думает… но о чем?
Еще недавно я был слеп. Я не видел того, что бросалось в глаза. Но сейчас я прозрел, и тяжкие мысли шевелятся в моем мозгу, не давая покоя ни на единый час.
Мне хочется пойти к Ирине, поговорить с нею. Но как она примет меня? Я был жесток с нею в первые дни после смерти Томаса. Ирина не простит мне этого. Она окаменела, застыла в своем выделанном спокойствии. Она, которая должна была бы рвать на себе волосы, стонать, кричать и умолять о прощении, точно статуя гнева стояла над гробом Томми. Как я ненавидел ее в первые дни жгучего горя. Как мне хотелось прогнать прочь эту убийцу, бесстыдно пришедшую ко гробу человека, которого она сама с такой жестокостью толкнула в пропасть.
Но, может быть… может быть… о, эта мысль! Эта змея, шевелящаяся в мозгу…
Когда я вошел, Ирина сидела прямо и неподвижно у окна, глядя на море.
Чей-то парус мелькал вдали, чайки носились над волнами, и тревожные тучи шли по краю неба.
Лицо ее было серо, и глаза показались мне огромными. Она растерянно посмотрела на меня и почти беззвучно ответила на мое приветствие. Я сел и молча долго глядел на нее. Потом я сказал очень тихо, стараясь сдержать дрожь голоса:
— Ирина, ты должна простить меня, если я был жесток с тобою. Горе свело меня с ума.
Она улыбнулась, да, тень улыбки, странной и бледной, прошла по ее лицу.
— Я это знаю, — ответила она и беспомощно оглянулась, точно ища куда бы укрыться от меня.
Мне стало мучительно больно, когда я увидел, что она как бы боится меня. Я упал к ее ногам и зарыдал, изливая всю мою скорбь в слезах. И я без конца сжимал и целовал ее руки, эти милые худые, бледные руки. И чувствовал, как она вся дрожала, быть может, делая нечеловеческие усилия, чтобы не зарыдать вместе со мной.
Я уговорил Ирину поехать со мной в шхеры. Мы больше не могли оставаться в городе. Но легче ли нам здесь?
Ирина сказала мне, что ее подозрения подтвердились: она будет матерью. В эти дни скорби и пустоты пришла долгожданная весть. И я не почувствовал той радости, которую она должна была дать. Я все еще в тревоге и в страхе, да, в смертельном страхе жду, ужалит ли меня змея.
Глаза Ирины не сияли, когда она сказала мне, что наши надежды, наконец, сбылись. Нет, она сидела, сгорбившись, опустив голову и вздрагивая. От тоски? От боли? От смертельного отчаяния? Как знать.
Это случилось сегодня. Именно сегодня я был спокойнее, чем всегда. Вероятно, светлый, ликующий день с прохладным легким ветром успокоил мои издерганные нервы. Я сидел на палубе возле жены и рассеянно перелистывал книгу. Ирина медленно втыкала иглу в свое вышивание.
Вдруг я почувствовал, что она перестала шить и оглянулся. Она в забытый смотрела на море, на парус, белевший вдали. И вдруг та же странная тень улыбки прошла по ее лицу, глаза засияли, как в давнее время, и она сказала тихо, точно самой себе:
ebooksa