Заплакала мать — шутка ли — четыре года не видала: ушел мальчиком, а пришел вона какой — жених, молодец…
Заплакала мать и сына крестит.
— Родименький, сыночек ты мой, пришел ты ко мне, старуху не забыл… А сама крестит.
А Григорий руку ее морщинистую целует и серьезный сделался: родителево благословение по гроб жизни нерушимо и со дня моря-океана спасти кажиного почтительного сына может.
Суетится старушка, только что просфорки напекла для завтрашней обедни. Маленькая старушка — так и кажется, что с каждым днем старушка в себя врастает.
И почтительный стал сын: видно, старость уважает, не то, что попов сын, Никифор, все бывало:
— Гы-ы! Да гы-ы!
Тошно глядеть даже. Пили чай, за столом сидели. Про Москву вспоминает, про свое мастерство, как он святителей на стенах писал, как палочкой по дорожке постукивал.
Случайно, словно мимоходом, про дочку дьяконову спросил:
— Жива ли? Здорова ли?
И приятно матери, что сын у нее такой умный, сам на Москве иконным ремеслом промышлял, про дочку спрашивает…
А она тут как тут…
— Здравствуй, Гриша!..
А косы до полу; а глазенки так и бегают — к Григорию привыкают.
Понравился, видно — покраснела, глазки вниз.
А в тот день суббота была…
Проснулся утром — воскресенье было. Видно, так Богу угодно, чтобы после субботы воскресенье шло. Затрезвонили в Воскресенском. Пошел Григорий в церковь. Иначе как же можно — просвирнин сын. Волосок к волоску причесал и в церковь натощак пошел — так нужно.
Большой собор битком набит. Купцы, стрелецкое сословие, девицы в платочках шелковых, по-монашески на лоб спущенных, земляной люд, горожане, все чинно стоят и молятся. С самой верхушки купольной паникадило спустилось — и в нем сто семьдесят четыре свечи горят, а вокруг пламени ладан клубами к Богу в купол идет из поповой кадильницы.
Благолепно и торжественно. На клиросе запоют — поп откликнется, архирей прошепчет молитву, какую надо, а дьякон басом перебивает:
— О болящих, недугующих, страждущих и о спасении их…
ebooksa