Исчезнувший фрегат

Это было не обязательно, поскольку как раз перед нами, неподвижно сгрудившись и глядя в нашу сторону, стояла отара этих животных.

— Темная башня, — пробормотал он, кивая в сторону группы заброшенных бараков, припавших к каменистому склону холма слева от нас.

— Не вижу никакой башни, — возразил я. — Больше похоже на казармы какой-то заставы.

— Чайльд-Роланд[129], — проворчал он, и у меня от того, как он это сказал, мурашки побежали по коже.

Я тоже читал Браунинга.

— Ушуайя одно время была лагерным поселением Аргентины. Вы знали это?

— Нет.

Теперь идти стало легче, под ногами была твердая, общипанная у земли трава, бараки становились все ближе.

— Так это старая тюрьма? — спросил я. — Вы уверены, что она была здесь?

Он ничего не ответил, продолжая шагать вперед. Мы подошли к первому из бараков, и в эту минуту луну затянули черные облака. Ветер хлопнул створкой разбитого окна, скрипнула дверь. Дополнила эти сценические эффекты крылатая тень взлетевшей в ночное небо птицы. На двери висел замок, но накладка с пробоем была сорвана, и Айан, толкнув дверь, вошел внутрь. Вспыхнувший луч фонаря осветил ржавые железные кровати, сложенные у дальней стены. Единственное окно было рядом с дверью, через которую мы вошли. В дальнем углу находились душевая и жестяной умывальник, кроме того, стопка оцинкованных ведер. Пошарив по стене, луч фонаря остановился на слове «Hoy», выцарапанном на штукатурке справа от изогнутой трубы, представлявшей собой, видимо, дымоход отсутствующей ныне печки. Я услышал его вздох.

— Бедолаги.

— Что это значит?

— Сегодня, — сказал он. — «Hoy» значит «сегодня».

Он вышел в хлопающую на ветру дверь и направился к следующему бараку. Бараки стояли в три ряда, по четыре в каждом, все они были одинаковы и в равной степени обветшавшие. Не было ни колючей проволоки, ни гауптвахты с помещениями для надзирателей, ни сторожевых вышек. И в каждом из бараков мы находили нацарапанные на стенах надписи: строчки стихов, надежды, que dios me salve[130], или краткое требование — salvame[131], имена любимых и обязательно где-нибудь календарь. Не настоящий календарь, без чисел, только череда дней, и отмечены прошедшие недели и месяцы. En desesperación[132]. Это слово встречалось снова и снова.

— Безвыходное положение, бежать некуда. Desesperación как раз точное слово.

В глухом голосе Айана прозвучала печаль.

— Вы знали о существовании этого места, верно?

Он опять оставил мой вопрос без ответа. Переводя луч фонаря с места на место, он быстро читал все надписи.

— Вы что-то ищете? — спросил я.

— Постарайтесь запомнить некоторые имена, — сказал он. — Где-то у кого-то должен быть список.