Навстречу пронесся грузовик, ослепляя светом фар. Показалась зелень листьев сахарного тростника на высохших пожелтевших стеблях, когда мы проезжали через очередную реку. Шум бурного потока заглушил гудение мотора.
— Прикурите мне сигарету, будьте добры.
Он нащупал пачку в кармане своей штормовки, и я выполнил его просьбу, воспользовавшись прикуривателем на приборной доске.
— Нам нужно где-нибудь заправиться.
Уорд затянулся так глубоко, будто в этом было его спасение.
— В Трухильо, — сказал я. — Дотянем?
— Это еще двести двадцать или тридцать километров.
Он вгляделся в показания индикатора уровня топлива.
— Должно хватить.
Чимботе оказался жутким городом, повсюду мусор и воняет чертовым жиром. Миля за милей нищенские современные глинобитные жилища, либо полуразрушенные, либо заново отстраивающиеся.
Я сменил Уорда за рулем, и мы заблудились в расползшемся по склонам холма городе из почерневшего самана. Ржавое железо, картон, бумага и песок беспрерывно колыхались налетавшим с океана ветром. Мы нашли одинокую бензоколонку и подняли ее хозяина с лежанки из тряпья в его лачуге, сооруженной из жести и ящиков, скрипящей и гремящей под судорожными порывами ветра. Цеха для выпаривания рыбьего жира, халупы рабочих, рыбацкие лодки у пристани, грузовики и танкеры, все такое же грязное, как и весь остальной город, и только центральная площадь с отелем и цветником имела респектабельный облик, но и тут стояла всепроникающая вонь, а между убогих жилищ в грязном песке рылись пеликаны.
Стало светать, когда мы доехали до Трухильо, единственного города на нашем пути после Лимы, имеющего приличный вид. Тут был хороший отель, но, когда я притормозил у его входа, предлагая в нем остановиться, Уорд замотал головой, что-то бормоча про то, что у нас впереди еще двести миль и перевал через прибрежную гряду Анд.
— К чему такая спешка? — спросил я его.
— Из-за Айрис, — проворчал он.
К тому времени меня уже одолевала усталость. Мы оба устали.
— Черт возьми, почему мы не можем остановиться здесь и хоть немного поспать?
Кроме того, думаю, смена часовых поясов добавляла нам мучений. Он сел прямо и, протерев глаза, уставился на окутанное туманом серое каменное здание.
— Поехали, — сказал он. — Бензин у нас есть. Нет смысла теперь задерживаться.
Но я уже был на пределе.
— Я остаюсь здесь, — сказал я ему и заглушил двигатель.