Гнев Гефеста

Осень в Москве выдалась ненастная, с промозглыми ветрами, дождями, туманами, а в конце октября и вовсе занепогодило — пошли дожди со снегом. Андрей не находил себе места ни на занятиях, ни в общежитии: лекции его раздражали, а математика, физика и химия, где требовалось вести расчеты, сидеть за задачками, как семиклашке, сводили с ума. Он проклинал себя и тот час, когда ему пришла в голову идея сменить небо на провонявшие потом и красками аудитории, ругал Виту, что одобрила его решение, Веденина — за то, что подписал рапорт, не отговорил.

Как же так случилось, что он упал с высоты почетного испытательского пьедестала на ученический стол, к которому с детства питал презрение, из заслуженного мастера спорта, рекордсмена по прыжкам с парашютом превратился в слушателя инженерной академии, перспектива которого еще более грустная — болты, гайки, керосин, глицерин, масло, тряпки? Стоило ли корпеть десять лет в школе, еще пять в институте; разве тогда он не понял, что инженерия — не его стихия? Понял. Потому и пошел в парашютисты, в испытатели. И разве не был доволен? И разве ранее страх не закрадывался в грудь, не становился поперек дороги? Но он умел пересилить себя, перешагнуть через любые преграды, как вот сейчас идет навстречу холодному ветру, дождю и снегу — пусть попробует остановить его!

Так чего же он испугался?..

Нелегко было признаться себе, что стал трусить, что перед испытанием новой системы не мог уснуть, пока не принимал значительной дозы… Не лекарств, не снотворного — от них замедляется реакция, — а спиртного…

Первый, кто догадался об истинной причине приема «успокоительного», была Вита. Он посмеялся над ней:

— Ты хорошая журналистка, но психолог — никудышный.

— Возможно, — не стала она спорить. — И все-таки подумай над моими словами.

Он подумал. Вита была права.

Когда же это началось? После того прыжка, когда его опутало стропами и он чудом дотянулся до спасительного ножа? Возможно. Так решил он тогда, так и написал в своем дневнике-исповеди, который доверил Вите. А теперь вдруг осознал — нет, тот прыжок был ни при чем, после него Андрея снова влекло в небо, и он по-прежнему любил экспериментальные прыжки.

Боязнь пришла позже, когда изменила Ольга и он стал обиду и ревность усердно заливать вином. Тогда он дал себе зарок презирать женщин, не верить им и забыть слово «любовь» — придумали его люди, чтобы скрывать свою животную страсть. Но встретилась Вита… Ни Ольга, ни Антонина не вызывали у него такого сильного чувства. Он забыл свой зарок, забыл обо всех обидах и унижениях, претерпевших от них, думал только о Вите, и ее красивое лицо, умные глаза снились ему во сне. Он хорошо понимал — не пара ей: она и ростом выше, и красоты необыкновенной, а поделать с собой ничего не мог. Когда она попросила у него интервью, он шутя потребовал место встречи кафе, ни на что не надеясь. А Вита согласилась!

Правда, в тот же вечер она дала ему понять, что в ухаживаниях не нуждается, что он заинтересовал ее чисто профессионально, как журналистку, и расстались они довольно холодно. Но когда интервью было опубликовано — она прислала ему журнал и выразила надежду на новую встречу, — Андрей обрадовался как признанию в любви и с нетерпением ждал очередных состязаний в небе.

Они встретились через три месяца, и как ему показалось — Вита изменила отношение — разговаривала душевнее, расспрашивала не только о спорте и работе, а и о личной жизни. Как бы между прочим обронила: «А знаете, я вспоминала вас».

И у него чуть не слетело с губ: «А я ждал этой встречи как большого праздника». Но сказал другое:

— Чем же я заслужил такую честь?

Она уловила обиду в голосе, поняла причину и улыбнулась обезоруживающе:

— Мне нравятся сильные, смелые люди. Разве вы не поняли из интервью? Кстати, как вы оценили мои литературные способности? Только честно.

Интервью ему понравилось, но не слишком ли она самоуверенна? И ему захотелось хоть немного отомстить за прошлую холодность.

Он пожал плечами.

— Сильные и смелые люди заслуживают более чуткого отношения, и об их жизни на двух страничках не расскажешь.

— Простите. Впредь постараюсь быть более чуткой. Что касается двух страничек, то я и не ставила перед собой задачу показать жизнь испытателей. Меня интересовал всего один прыжок.