Гнев Гефеста

22
18
20
22
24
26
28
30

Вид свежих огурцов, помидоров, ломтики колбасы и сыра, красивая сервировка стола, а главное — душевная разрядка, наступившая только теперь, здесь, разбудили в Веденине аппетит, и он впервые за все эти трудные, напряженные дни почувствовал, что силы и уверенность возвращаются к нему.

— Ты сказал, что каждый должен заниматься своим делом, — заговорил Гайвороненко, когда они утолили голод. — Правильно сказал. И поверь мне, если бы я умел что-то строить, изобретать, я променял бы свою любимую профессию на более нужную людям. Вы, изобретатели, обновляете нашу планету, обновляете человечество; ибо борьба, которую вы ведете с косностью и рутиной, это борьба за чистоту на земле. Я хочу, чтобы ты понял, насколько важно сокрушить скоросветовых, измайловых и им подобных, хочу, чтобы ты завтра выступил на военном совете во всеоружии.

Веденин заверил:

— Постараюсь, Иван Дмитриевич. Спасибо, что вы вернули мне веру в свои силы, любовь к изобретательству. Завтра я таким пассивным, как на разборе, не буду.

Разговор с начальником центра и в самом деле вдохнул в него силы. Усталости он не чувствовал и, придя домой, не лег спать, как планировал, а набрал номер телефона квартиры Батурова.

— Слушаю, — раздался знакомый и милый голос. Ему захотелось увидеть Виту, поблагодарить за поданную идею.

— Здравствуйте, Вита Владимировна. Простите, что беспокою в столь позднее время.

— Юрий Григорьевич? — удивленно и обрадованно воскликнула Таримова. — Вы уже вернулись? Я звонила вам несколько раз…

— Да, вернулся. И хочу сказать вам большое спасибо. — Он не посмел открыть тайну, что хочет ее видеть. — Вы правильно оценили ситуацию и очень помогли мне.

— У меня есть еще кое-что, — ответила она обрадованно. — И хочу прямо сейчас прийти к вам.

Она тоже хочет его видеть? Или что-то очень важное? Надо ли перед военным советом? Эти мысли молнией пронеслись у него в голове.

— А это вас не затруднит? Время позднее, — он замялся. — Или, может, мне подойти?

— Я темноты не боюсь. Ко всему, я в боевой готовности, сейчас же выхожу. — И пояснила: — Это очень важно.

У него в квартире было не убрано: с того рокового дня он ни разу не прикоснулся тряпкой к мебели, и на столах, на диване виднелся слой пыли. Он намочил тряпку и стал протирать вещи.

В дверь позвонили, когда он не закончил еще приборку. Бросил тряпку, вытер руки и пошел открывать.

На ней была голубая спортивная куртка с капюшоном, на ногах — высокие светло-коричневые сапожки, отчего она казалась выше ростом, и он подумал о Батурове: Андрей ниже на целую голову и, наверное, очень страдал…

Веденин помог раздеться Вите, провел ее в зал.

— Простите, что беспокою в столь поздний час, — еще раз извинилась она. — Но я слышала, что вас завтра куда-то вызывают, и боялась утром опоздать. Значит, мои предположения подтвердились? Что же вам удалось выяснить, если, разумеется, это не секрет?

— Секрет пока для Измайлова и его соучастников. Есть предположение, что Арефьев погиб из-за удушья: ему в бронхи попала вода, нужно было разрезать скафандр, сделать искусственное дыхание, а Измайлов не решился… Но это надо еще доказать.

— Если бы раздобыть снимок позвонка Арефьева, сделанный ранее, — вздохнула Вита. — Я была у жены Арефьева, она сказала, что где-то должен быть — ведь Игорь не раз проходил медицинскую комиссию, лежал в госпитале… По этому поводу я сегодня еще раз ходила к Гусарову, моя идея его очень заинтересовала, и он пообещал раздобыть снимок.