Кольцо с изумрудом,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я дышал все быстрее, все короче… В глазах у меня темнело… Я несколько раз споткнулся… Я понял, что погибаю. Передо мной тянулась открытая прямая дорога, и я нигде не мог надеяться укрыться…

Я задыхался… я остановился, прижав руку к сердцу.

«Теперь собаки бросятся на меня, повалят и разорвут», — подумал я и поднял руку, чтобы защитить глаза.

Несколько времени стоял я так, выжидая, но ничего не случилось, и я опустил руку, чтобы оглядеться.

Собаки снова стояли полукругом, отрезав мне дорогу спереди и сзади; их языки висели из пастей, около морд клубился пар, но я не уловил ни звука.

Вдруг Джек осторожно двинулся вперед… Он почти полз, потом остановился в ярде от меня и поднял голову. При ярком лунном свете я увидел его глаза и в них прочел ненависть.

— Джек, — позвал я, но мой голос сорвался. А он все смотрел, смотрел и не дрожал.

И вдруг он тявкнул раз, один раз! Чары неподвижности спали с других собак, они стали медленно подползать ко мне, прижимаясь к земле и скаля зубы. Полукруг сужался, ряды делались гуще. Тут я все понял…

Передо мной оставался только один свободный путь; они гнали меня в реку!

Собаки подползали все ближе, ближе… Во мне заговорило мужество отчаяния, я решился пробиться сквозь их ряды. Подняв палку, я бросился им навстречу. Собаки поняли и стеснились. Я колотил их тростью и кричал. Но они, эти собаки, в ответ страшно кусали меня…

Слышался только лязг их зубов…

Зубы тотчас же выпускали меня и снова кусали. Безумная боль приводила меня в бешенство. Я дико бил палкой, но почти все мои удары пропадали даром, — а укусы так и сыпались, и от каждого из них мое тело горело, точно от прикосновения раскаленного железа. Шумел и кричал только я; собаки были неумолимы, но молчали. И эта тишина подавляла меня…

Наконец, я отбежал шага на три к центру. Собаки не бросились за мной, но снова образовали полукруг и поползли, сужая полукольцо… Я увидел, что до реки осталось всего шесть футов…

Вот они совсем подле меня, время от времени кусают, гонят в реку. Вот осталось два фута. Я обернулся… Вода блестела почти подо мной. Река была полноводна, а плавать я не умею…

Бешенство, а не мужество помогло мне броситься вперед, я колотил собак кулаками, палкой, бил их ногами, кричал. Но все-таки дюйм за дюймом они меня гнали к реке. Боль от ран доводила меня до безумия… я кричал, проклинал их. А собаки, по-прежнему бесшумные, кусали меня, извивались у моих ног и даже умирали, не издавая ни звука.

Вдруг они окаменели, как статуи, я тоже остановился и замер с поднятой палкой. Джек подполз ко мне, подполз совсем близко… и сделал высокий прыжок. Казалось, остальные собаки уступили ему последний удар.

Я увидел его глаза с неизъяснимо ужасным взглядом, и даже не попытался оттолкнуть его. Он прыгнул мне на грудь, и от толчка я пошатнулся и упал в воду. Падая, я закричал…

Браконьер, возившийся в тростниках, нашел меня и привел в чувство.

По его словам, он не слышал, как я звал на помощь, не слышал даже, как я кричал, когда отбивался от этих адских собак. Теперь я в больнице и знаю, что меня считают сумасшедшим. Когда я рассказываю об ужасной ночи, все говорят со мной сочувственно, но неопределенно, переглядываются и болтают что-то о переутомлении, о натянутых нервах.

Пусть себе думают, будто я вообразил весь этот ужас. Не все ли мне равно? Ведь я-то знаю правду. И стоит мне закрыть глаза, чтобы вспомнить взгляд Джека и глаза других собак, которые помогали ему мстить. Я буду всю жизнь помнить эти неумолимые глаза и в минуту смерти, конечно, увижу их.