– Проходи.
Иконников вошел в просторную комнату. У стены напротив двери сидел за достарханом Саладдин: сириец, мелкий мужчина лет пятидесяти, жиденькая бороденка, взгляд карих глубоко посаженных глаз колючий и неприятный. Рядом с ним стояли два моджахеда, молодые боевики, обвешанные оружием, насупленные и важные.
На достархане – жареная козлятина и баранина, лепешки, сыр, сухофрукты, виноград. Саладдин, когда Максим вошел в комнату, только скользнул по нему взглядом, взял со стола бутылку воды, налил полстакана, стал пить небольшими глотками. Понятно, подумал Максим, изображает из себя истинного мусульманина: пьет воду только после заката солнца.
Отпив воды, Саладдин поставил стакан на достархан, прилип к пленнику холодным взглядом. Спросил на плохом английском:
– Ваше имя, звание, зачем прибыли в мою страну?
– Зачем спрашиваете? У вас все мои документы, – ответил Максим.
– Отвечать! – злобно рыкнул Саладдин.
– Иконников Максим, подполковник, военспец.
– Зачем ехали в Хмеймим?
– На брифинг, организованный для наших и иностранных журналистов.
– Какой еще брифинг? – Саладдин подозрительно посмотрел на пленника.
«А, ну да, он же не знает значения этого слова», – догадался Максим.
– Рассказать всему миру о наших планах по восстановлению нормальной жизни в вашей стране.
– Лазутчик, – Саладдин прилип злобным взглядом к Максиму, – вы еще хуже американцев. Кто эта женщина?
– Корреспондентка «Дойче велле», это всемирно известный телеканал в Европе. Поэтому вы с ней поаккуратней…
– Лучше бы о себе подумал, – усмехнулся бандит. – Завтра решу, что с тобой делать. Увести!
Обратный путь был без приключений. На улице темнело, становилось прохладней. Когда Максим вернулся в темницу, Ингрид подбежала к нему, явно обрадованная:
– Ой, как хорошо! Я уже подумала, что вам отрезали…
– Что отрезали? – удивился Максим.
– Голову.