– Одна дивизия продолжает сопротивляться! – саркастически возмутился Гитлер.
– При этом сообщается, что союзники несут огромные потери. Концентрация войск и техники противника такова, что, по существу, ни один снаряд не пропадает зря. Это уже не фронт, а муравейник.
– Ну так истребляйте его, фельдмаршал, истребляйте! – потребовал фюрер на своем «корсиканско»-австрийском. Вспомнив, что напропалую эллинствовавший македонец Александр Македонский накануне решающих сражений предпочитал обращаться к своим воинам на горном наречии их детства.
– Для этого нужны подкрепления. Между Сеной и Шельдой у нас имеются четыре дивизии. Будет правильно, если мы срочно перебросим их поближе к боевым действиям и преградим союзникам путь на Париж.
– И еще, господин канцлер, – подхватил его мысль Эрвин Роммель, и все заметили, что фельдмаршал не обратился к нему так, как было принято в их кругу, то есть «мой фюрер». – Было бы неплохо, если бы мы все вместе отправились в «Волчье логово – II», поближе к фронту, и провели совещание с нашими полевыми генералами.
– Причем отправляться нужно сегодня же, – уточнил Рундштедт.
– Вы тоже так считаете? – решительно обратился фюрер к Кейтелю и Йодлю. И, услышав утвердительный ответ, внимательно всмотрелся в их лица.
«Успели сговориться, – молвил он про себя. – Считают, что теперь они могут решать все, что угодно: куда мне ехать, где проводить совещания, что предпринимать… Чем яснее становится развязка, тем наглее они ведут себя, а потому становятся особо опасными…»
– У меня создается впечатление, что кое-кто из вас даже радуется тому, что союзники так потеснили нас, – резко проговорил Гитлер, вновь прибегая к режущему ухо берлинцев австрийскому говору.
– Но у вас нет оснований считать так, – попытался возмутиться Роммель. – Это почти то же самое, что обвинять в измене.
Но фюрер не слышал его. Еще один бунт раба.
– Рассчитываете, что успехи генерала Монтгомери заставят меня попросить у англичан мира? Вы на это рассчитываете, мои доблестные полководцы?!
Роммелю показалось, что фюрер вот-вот сорвется и начнет стучать кулаком по столу. Но фюрер, наоборот, приглушал голос, пытаясь говорить с убийственной рассудительностью. Что удавалось ему теперь все реже.
– Я не доставлю вам такого удовольствия: видеть меня валяющимся у ног Черчилля. Я заставлю вас воевать, если уж вы решились надеть фельдмаршальские мундиры. И еще подумаю, нужно ли мне столько бездарных фельдмаршалов, не поспешил ли я, не поторопился в декабре сорок первого, раздавая маршальские жезлы[30].
«Так плевать в лицо своим маршалам не позволял себе даже Наполеон», – обида, терзавшая до сих пор «героя Африки», неожиданно сменилась снисходительной иронией. Он окинул фюрера таким взглядом, каким придворный аристократ может окинуть разве что некое дворовое ничтожество.
– Значит, мы не едем в «Волчье логово – II», – неожиданно спокойно констатировал Рундштедт, чем вновь вызвал улыбку у Роммеля. Тому показалось, что у командующего Западным фронтом попросту сдали нервы. И выглядело это его завершение разговора как-то слишком уж по-ребячьи.
– Я не задерживаю вас, Рундштедт, – зло процедил Гитлер и, резко повернувшись, вышел из зала.
– Хотел бы я понять, что здесь происходит со всеми нами, – задумчиво проговорил Кейтель, слишком старательно протирая белой бархатной тряпицей свое пенсне. – В такое-то время, господа… – осудительно покачал головой, ни на кого при этом не глядя. – В такое-то время.
– Но, может быть, как раз именно в такое время и следовало бы… – с такой же недомолвкой возразил Роммель.
36
ebooksa