Я закрыл журнал, глянул на гнома, и понял, что первая точка моей разведки начинается именно здесь.
— Броин, я, как всегда, с вопросами к тебе.
— Друг Антшот, с теми листами, что ты принес, не совсем получается, — гном развел руками, — Там и вправду древняя магия, и наши гномьи технологии бессильны, я не могу даже один символ на бумаге оставить. И магия жрецов тут не помогает, что удивительно.
Я махнул рукой. Если честно, я уж и забыл про эти артефакты, добытые в Павших Чертогах.
— Насчет этого не волнуйся, Броин. Раздобуду тебе как-нибудь те чернила, из Павших Чертогов.
Гном расплылся в улыбке, поглаживая бороду:
— Было бы неплохо, друг Антшот. Потому что один из листов по структуре напоминает «свитки заточения».
Я слегка удивился, услышав название.
— А что это? — едва я задал этот вопрос, как сразу же сам и догадался, о чем идет речь. Наверняка о запакованных боссах.
— Один из таких свитков был, к нашему огромному несчастью, открыт посреди Сафиры той злополучной ночью, — с грустью произнес гном, но тут же воодушевленно добавил, — Если бы эльфары не подарили нам чудо в лице славного воина Антшота…
Я, услышав это, чуть не покраснел от смущения. Блин, болтаю с «местными», как с живыми игроками.
— Броин, не стоит. Я ведь по делу пришел.
— Скромность украшает воина, — засмеялся гном, а потом вопросительно поднял брови, — Так листы тебе пока не нужны?
— Нет, экспериментируй. Когда будет результат, тогда и поговорим, — улыбнулся я, — А мой вопрос опять очень щекотливый. Боюсь, что ты не захочешь отвечать.
Броин усмехнулся:
— Друг Антшот в последнее время с другими вопросами и не приходит. Зато потом в Мире Трех Солнц происходят удивительные вещи. Я с удовольствием отвечу страннику, который твердо помнит, что пришел в этот мир для его защиты.
Я хмыкнул, вспомнив смех черного гнома Трауга, торговца у подножия горы с Заброшенной Цитаделью. По его мнению, странники прибыли совсем не для того, чтобы мир спасать.
Я набрал воздуха и выдохнул имя:
— Магратос.
Как и в прошлый раз, когда я спрашивал про Цитадель, улыбающийся гном сразу посерьезнел, и возникла длинная пауза.