Впрочем, Андерсону, кажется, было все равно. Он стал гораздо молчаливее и как-то расслабленнее, будто внутри лопнула тугая струна. Приехал в белой рубашке с карманами — на островах такое носят. О чем Джейни ему и сказала, а он, удивительное дело, рассмеялся:
— Это правда. Я теперь островитянин.
Не хотелось всё забывать, но Джейни ничего не могла с собой поделать. Слишком уж настырна повседневность. На работе вечно завал — радость от создания гармоничных пространств, головная боль от придирчивых клиентов. К великому ее удивлению и немалому упоению, Боб, былая виртуальная пассия, вновь возник в ее жизни, воодушевленно ответив на робкую СМС: «Если еще хочешь встретиться, сообщи?» Они уже полгода виделись раз-другой в неделю — довольно давно, Джейни уже почти уверилась, что это взаправду происходит, и подумывала (может быть, в один прекрасный день) познакомить Боба с Ноа. И конечно, Ноа: надо следить, чтоб он делал уроки, готовить ему ужин и пенную ванну (как Джейни теперь наслаждалась прелестями непримечательной жизни!), помогать ему бесконечно развиваться и расти. Ноа взрослел. Порой, когда они катались на велосипеде в парке, Джейни пропускала Ноа чуть вперед, смотрела, как удаляются от нее эта блондинистая голова, эта узкая спина и маленькие ноги, крутящие педали, и сердце сжималось от утраты — от обычного то есть материнства.
Как-то ночью Джейни проснулась в панике, остро чувствуя, будто теряет что-то драгоценное, и пошла к Ноа, и посмотрела, как он спит (кошмары, слава богу, давным-давно прекратились). Успокоившись на этот счет, она включила ноутбук и проверила почту.
И вот оно наконец — имя Джерри Андерсона в папке «Входящие». Письмо без заголовка. Джейни поспешно открыла. «ПЛЯЖ», — написал Джерри. Заглавными буквами. И больше ничего. Слово эхом отдалось в тишине квартиры, разбежалось кругами тревоги и облегчения. «Вы там как? Нормально?» — написала в ответ Джейни. Экран во тьме испускал странный бледный свет, и присутствие Джерри сгустилось, будто он сидел подле нее.
— Джерри?
«Ничего со мной не будет». Она вообразила, как он это говорит, хотя на ее письмо он не ответил. Просто ощущение — может, и правда, а может, она все выдумала. Но это было утешительно — почувствовать его через огромное пространство.
Назавтра Джейни ехала забрать Ноа с продленки, в голове у нее роился миллион мыслей разом, и вдруг она замерла. И огляделась.
Она стояла в вагоне подземки, ступнями чувствуя движение. Поезд выехал на поверхность, взобрался выше, на Манхэттенский мост, и свет раннего вечера заливал реку, и судно, что везло груз откуда-то отсюда куда-то туда, и людей в вагоне, и каждая деталь была ясна, обрисована четко и нежно. Пластырь на коленке у юнца напротив. Шипастые волосы его соседки с книжкой. Растафарианский рот, что шевелился в бороде, жуя жвачку.
В вагоне — реклама пива, складов, матрасов: «Проснитесь и омолодите свою жизнь».
Я все не так поняла, подумала Джейни.
То, что случилось с Ноа, словно отгородило ее от всех, кто этой истории не знал, — или, как говорили ее ближайшие подруги, когда Джейни пыталась им объяснить, «не верил в такие вещи». И Джейни убрала историю в дальний угол, оставила при себе, словно это очередная личная причуда, слегка отличающая ее, Джейни, от всех прочих, а ведь на самом деле… на самом деле выводы иные.
И
Столько прожито жизней. Столько людей — любимых, потерянных, обретенных вновь. Родных, про которых ты даже не знал.
Может, Джейни в родстве с кем-нибудь в этом самом вагоне. Может, ей родня вот этот дядька в костюме и с «айпадом». Или жующий жвачку растаман. Или блондин, у которого рубашка в горошек, а из пакета торчит папоротник. Или шипастая женщина с книжкой. Может, кто-нибудь из них был матерью Джейни. Или ее любовником. Или ее сыном, зеницей ока. Или станет, когда пойдет на следующий круг. Столько прожито жизней — вполне логично, что все они связаны. Они забыли, вот и все. И это не просто песенки волосатого хипья у костра. (Ладно, и песенки, конечно, тоже, однако
Но как такое возможно?
Да не важно
Жить вот так будет нелегко. Нелегко будет так смотреть на людей. Но ведь можно попробовать?
Распахнулась дверь между вагонами, и, шаркая грязными босыми ногами, вошел бомж. Волосы свалялись в шлем грубой шерсти, а одежда… к одежде лучше и не присматриваться. Бомж нестойко побрел по вагону. Вонь его шибала, как силовое поле, отталкивая все на своем пути; когда поезд наконец остановился и открылись двери, пассажиры одной ногой шагнули было в вагон, мигом развернулись и побежали в следующий. Те, кто уже ехал в вагоне, вывалили наружу толпой.
Впрочем, кое-кто остался. Решил перетерпеть. Слишком устал, или не мог оторваться от гаджета, или хотел сидеть, а не стоять. К тому же им скоро выходить. И вообще, они выбрали этот вагон — что поделать, уж такие карты им в этот раз сдали. Все старательно отводили глаза — боялись привлечь внимание.
ebooksa