Но она вдруг вскочила с кресла, встала надо мной и обхватила мое лицо руками, заставив посмотреть на нее снизу вверх. У нее были сухие шершавые ладони, но хватка оказалась едва ли не железной.
– Быть не может, – шепнула Моника, разглядывая меня, чуть подслеповато щурясь. – Но это действительно…
Она рвано всхлипнула, отпустила меня и зажала рот руками.
Я поднялся.
– Ты уйдешь? – спросила она, снова протягивая ко мне руки. Кажется, хотела удержать, но опомнилась и просто опустила их, продолжая вглядываться в каждую черточку моего лица. – Ты и правда мой сын? Аарон? Это так несправедливо, правда? И тебе тридцать лет? Боже… Как мне принять это? Ты ненавидишь меня?
– Нет.
Ответил раньше, чем обдумал. И сразу понял, что сказал правду. Ненависть, если и была, растворилась без следа в тот миг, когда наши глаза встретились. Она сама не могла простить себя. Жизнь наказала Монику Зейн, отняв память и отмотав время назад. Дав понять, сколько она потеряла и что совершила. Я видел, что она кается, и не мог держать на нее зла.
– Не уходи, – прошептала та, что родила меня, – прошу. Расскажи о себе. И обо мне. Пожалуйста.
– Я ничего о тебе не знаю, – сказал, устало вздохнув. – Но хотел бы знать, пожалуй. Поэтому тебе нужно вспоминать. И когда ты будешь готова, скажи Томасу, он снова меня позовет.
– И ты приедешь?
– Да.
– Обещай.
– Я обещаю.
Она кивнула, нервно стирая с лица слезы, не желающие прекращаться. Протянула руки вперед и осторожно коснулась моих волос у виска. Провела кончиками пальцев чуть ощутимо и сказала тихо:
– Мне так страшно принимать эту жуткую правду.
– Правда болезненна, но от нее нельзя отворачиваться. – Я взял ее руку в свою, чуть сжал и отпустил, повторяя слова Одри: – Все будет хорошо. Это всего лишь очередной шаг, из таких и состоит жизнь. Когда будешь готова, зови меня, я… буду всегда на связи.
Тот день был невероятно тяжелым. И свиданием с матерью он не закончился.
Едва мы с Одри вернулись домой, мне позвонили ребята, приставленные к ее дядюшке. Этот гад не просто сбежал к себе в Италию зализывать раны. Нет. Он выставил на продажу имение, которым владел с тех пор, как погибла чета Тосни, и улетел на райский остров рядом с Пхукетом, называемый Рача. Там Энрике Альбинони арендовал небольшой домик рядом с пляжем и нанял двух слуг…
Отсидеться решил, сволочь.
И хоть Одри просила не трогать дядюшку, после ранения я пересмотрел взгляды на все произошедшее и сдержаться не смог. Его признания были не нужны, очевидно, что мужик воровал у маленькой племянницы, оставшейся сиротой в ранней юности. На улице он ее не оставил и даже учебу в более-менее престижном училище-интернате оплатил, потому и я решил быть гуманным.
ebooksa