– Эй! Я сказал – о главном. Где активный системный терминал?
– Большой стальной гриб… материнское око…
– Да.
– Я придавила его – мокрая от слизи баба растянула губы в жутковатой радостной усмешке – Чтобы добраться до него… тебе придется прорубаться сквозь скалу и мое тело.
– Да с радостью – дернул я щекой – Где конкретно?
– Как я помню… в сторону моего хвоста. Метрах в десяти от тебя, герой Оди. Уже готов убить меня? Или хочешь услышать мой рассказ?
– Ты придавила цель моей миссии – усмехнулся я – Твоя жопа лежит на моем пути… а я гоблин занятой. У тебя пара минут, Брассара. Так что говори быстро.
– Еда… можно мне послать детей за едой? Еще немного пожрать перед смертью…
– Ты жрешь гоблинов…
– Это не в моей власти – дернулась и зашипела Брассара – Задумайся, тупой герой! Похоже, что я стремлюсь сохранить свою жизнь?! Похоже?!
– Нет – признал я, смотря на раздавленное и гниющее змеиное тело – Не похоже.
– Трупный яд бушует в моей крови! Вечная агония! Вечная головная боль – ведь моя голова раздавлена гребанной горой! Мозги всмятку! Ты можешь представить себе каково это жить с никогда не утихающей головной болью? Ощущать вечную боль… вечную тошноту… и понимать при этом, что мое тело настолько крепко и живуче, что все это дерьмо продлится еще очень долго! Думаешь я жру тухлую человечину смакуя каждый кусок?
– Сказал же – нет, не думаю.
– Гусеницы затаскивают жратву прямо в мой желудок. И я не могу им помешать… не знаю слышал ли ты о двойной нервной системе у призмов… о разумах насекомого и человека заключенных в одном теле…
– Слышал – кивнул я, вспомнив Хвана и о том, как над ним брало контроль насекомое, что в любой ситуации думало лишь о выживании любой ценой.
– А у меня не две, а три разума в одном теле! Три нервные системы! И кроме меня сдохнуть не хочет ни одна из моих сущностей! Змея раздавлена… мозги тухнут… но нервная система жива и пытается оживить все это раздавленное дерьмо, продлевая мои страдания. Бабочка, что тоже во мне, порождает гусениц, посылая их за жратвой. Я могу контролировать их… но лишь отчасти. Когда голод становится слишком сильным… я теряю контроль, теряю сознание! А когда прихожу в себя – я уже пожрала…. В меня уже натащили жирного жеваного мяска и воды… Учитывая замедленный метаболизм и почти летаргию… мне этого хватает надолго. Хватает, чтобы чуть подстегнуть мою невероятную регенерацию, чуть замедлить гниение и на то, чтобы породить пяток новых ползучих детишек…. И снова боль… снова сонная агония… а затем мне снова доставляют визгливых жирных гоблинов… Вот и сейчас – гусеницы чуют запах жратвы и рвутся… рвутся за едой…
– Вперед – разрешил я, поняв, что толку от запрета не будет. Разве что раздавить всех гусениц.
Брассару трудно назвать каннибалом. Людоедом – да. Но не каннибалом. Она давно уже не человек. Она… это что-то искусственно выведенного древнего высшего хищника. Гребаный динозавр, что пролежал в обвалившейся пещере хрен его знает сколько лет.
Пока из приоткрывшихся дыр в змеином теле с хлюпаньем лезли новые гусеницы, а закатившая глаза Брассара мелком потрясывалась внутри раскрытой бронированной опухоли, я решил глянуть чего это там Рэк так изумленно пялится за край камня, маша при этом мне клешней.
– В ней живет бабочка – тихо произнесла продолжающая сидеть на камне Кассандра, не сводя глаз с рождающихся гусениц – В ней живет красивая бабочка…