- А людей не испоганили? – удивился я.
- Люди, Шрам, они себя сами поганят без всяких алхимиков, – Воргот устало вытер пот с лица. – С людьми стараться не надо.
- Что… и нас так же могут? – задумавшись на секунду, я поймал мысль Воргота. – Ну да, могут…
- Во-о-от! – Воргот вздохнул. – Немножко лести, немножко боли, немножко власти. Мало кто со временем не превратится в чудовище. И без всякой мудрости. А животных жалко…
Третий штурм был самым страшным и отчаянным. Линг ударил всем, что имелось у него в запасе – и на что хватило больной фантазии алхимиков. Взбесившиеся растения, люди с пустыми глазами, изменённая скотина, обезумевшие насекомые и сводящая с ума мудрость. Мне лично пришлось вырубать Пятнашку, которую накрыло «кошмариком». Я оттащил её к лестнице, где и оставил на занятых перевязкой девушек. Я даже не мог понять, кого бояться больше – своих или чужих. В темноте не всегда было понятно, с кем тебе приходится драться.
В какой-то момент я просто оказался на карачках. Руки в месиве на настиле. Рядом ни меча, ни копья – огрызок щита на руке. Подобрал потерянный кем-то топор, заметив его в отблесках пламени – вся галерея горела. Очаги пожаров пытались тушить, но на стену продолжали запрыгивать враги. Я попытался подняться. На меня свалился боец, получивший удар лапой в грудь. Тварь нависла надо мной и получила топором по морде. Расстроилась, отпрянула и поймала боком копьё. Я прополз ещё пару шагов – один из солдат наступил мне на ногу. От боли показалось, что та сейчас сломается – но боги уберегли. Опираясь на остатки столба, ранее державшего настил, снова начал вставать на ноги – и получил камнем в плечо. Встать смог только с третьей попытки, и на меня накинулся человек из Линга. С трудом отбился, потерял щит, но проломил ему череп топором.
А потом всё прекратилось. Туман откатывался от стен, рассеиваясь под лучами восходящего солнца. Его клубы искрились в полумраке, таяли и сжимались. На земле – под стеной – лежали трупы тварей, жителей Линга, защитников крепости, обгорелые остовы растений. Привычная трава перемешалась с островками изменённой, деревья поникли, листва засохла и пожелтела, поля стали похожи на творение безумного художника. Культурные растения почему-то изменению сдавались особенно быстро – и приобретали неприглядный вид.
На стенах добивали остатки противников. Людей брали в плен, оглушали и тащили вниз. Вялых тварей загоняли целыми группами и добивали копьями ополченцы, которым повезло наблюдать за развернувшимся сражением со стороны. На угловых бастионах застыли в неподвижности фигуры мудрецов. Вокруг меня на ногах держалось человек десять. В основном, самые крепкие – большинство или сидело прямо в кровавой каше на полу, или лежало, постанывая.
За этот бой мы потеряли троих. Может быть, я мало общался с каждым из них. Но вместе с ними стоял плечом к плечу и сражался. Го-лани, Лысый и Ао-лени – эти имена у меня встали в один ряд с Колом, Тикой, Рыбоедом, Первым и Шестым. С теми людьми, кого я не смог уберечь.
Посёлок приходил в себя после страшной ночи – вокруг сновали люди, раздавались крики, ехали телеги и носилки с ранеными. Я дошёл до импровизированного госпиталя и помог дотащить пострадавших в нашу казарму. Проследил, чтобы погибших доставили в «холодную» в казармы гарнизона, проведал Пятнашку, опустился на стул в штабе – и в очередной раз подумал, что не пущу её больше ни в один бой… ни в один…
Мрачный лес смыкал надо мной ветви, образуя сплошную тёмную крышу. Приглушённый солнечный свет не мог разогнать глубокие тени, залёгшие между кривыми корнями. Вокруг вздымались стволы деревьев, обхватить которые с трудом могли бы и три человека. Кора деревьев покрыта толстым слоем мха. С крон, между стволами, свисают лианы, обвитые вьюнами. Откуда-то из темноты доносятся рычание и тявканье хищников – и жалобные крики добычи, на все лады оглашающие лес.
Мне надо идти вперёд. Тихо, чтобы не потревожить местную жизнь, незаметно – чтобы самому не стать добычей. Моя цель там – впереди. И я пошёл. Руками раздвигал широкие листья папоротников и гирлянды мха, ноги ступали тихо и аккуратно – разве я так умею? Уши ловили каждый тревожный шорох. Я был напряжён, как натянутая тетива, готовая отправить своё смертоносное послание миру.
Лес закончился, и я внезапно вышел на поляну – хоть в этом мрачном лесу такое и казалось невозможным. На каменистом пустыре почти не было травы и жизни. В самой его середине горел костёр, рядом с которым сидел старик с седой бородой в странной одежде. Его раскосые глаза задумчиво смотрели на огонь. Я сел рядом и тоже стал наблюдать за пляшущими языками пламени. По телу расползалось приятное тепло.
- Мы много переживаем об одном, – неожиданно проговорил старик, – но важно совсем другое.
- Я о чём-то переживаю? – удивился я, силясь вспомнить.
- О пролитой крови, – глядя в огонь, ответил старик. – Но, знаешь, кровь тебе ещё придётся проливать. Свою ли, чужую…
Я промолчал.
- Нет, это вовсе необязательно, – старик наклонился к огню, поднял палку и поправил сухие ветки. В воздух выстрелил сноп искр. – Но искры не дают вам правильно думать. Как не давали думать и мне… Да… Поэтому крови ты прольёшь много.
- А… я не должен переживать о крови?