Кровь. Меч. Корона

— Держи его! Живьём брать приказано! — донёсся крик издалека, и я приободрился. Шансов уйти всё больше и больше.

— Ну что, ублюдки, попляшем? — процедил я и бросился им навстречу, размахивая мечом.

Собаки в испуге разбежались, и я оказался лицом к лицу с одним из преследователей. Он был молодым парнем, безбородым и щуплым. Он умер мгновенно, даже не успев поднять меча.

Я вытащил клинок из его груди как раз вовремя, справа на меня выпрыгнул мужик, пытаясь захватить меня в свои объятия. Я отскочил, полоснул его по груди, но задел только кожу — брызнула кровь. Он зашипел и выругался, выхватил дубинку и попытался ударить меня сверху, но я без опаски принял удар на клинок, мгновенно переходя из защиты в нападение. Меч скользнул по деревянной поверхности, пальцы один за другим полетели в песок, и я довершил удар точным уколом в горло. Мужик повалился замертво.

Боковым зрением я видел, как ещё четверо продираются через заросли, и решил бежать дальше. Развернулся, побежал, но тут же напоролся на ещё одного воина. Призрачный Жнец взметнулся вверх, но воин неуловимым движением ушёл в сторону и ударил меня длинным кинжалом в живот.

Могильный холод пронзил мои внутренности и я проснулся. Киган стоял надо мной с поднятыми руками, а кончик меча упирался ему в глотку.

Глава 11

«Дух человеческий исконно тянется к злату и серебру как к самым благородным металлам, но истинно говорю, нет благородней металла, нежели простое железо. Ибо человек железа крепче и сильнее, чем человек золота.»

— Фроднар Мыслитель, воин-поэт.

— Ты кричал во сне, — произнёс король.

Я вложил Призрачного Жнеца в ножны и сел. Киган вздохнул с явным облегчением. За маленьким узким окном виднелась полоска рассвета.

— Сон плохой, — сказал я, потирая виски.

— Я понял. На, выпей, — ответил Киган, протягивая мне бурдюк с вином.

Я пригубил немного вина, кислого, но освежающего. Голова болела, но не от похмелья, а от резкого пробуждения. Место, куда ударил кинжал, по-прежнему ощущало холод, а руки мелко тряслись. Я сжал кулаки, не в силах успокоить дрожь.

— Пойду прогуляюсь, — сказал я, собрался и вышел.

Я спустился на первый этаж, прошёл через пустой зал и вышел на укрытые туманом улицы Форт Туида.

Рассвет едва занялся над соломенными крышами, и я шёл по городу, погружённый в собственные мысли, тёмные и мрачные, словно замковые подземелья. Я редко видел сны, но этот запомнился мне во всех подробностях, особенно кинжал, погружающийся в мою плоть. Не к добру такой сон.

Я шёл, не разбирая дороги, куда глаза глядят, не обращая внимания на редких прохожих, и ноги сами вынесли меня к центральной площади. На виселице покачивались несколько трупов, а над ней возвышались шпили городского храма. Я на мгновение задержал взгляд на повешенных — Снегиря среди них не было. Скорее всего, старику удалось его спрятать, подумал я.

Храм встретил меня запахом ладана и умиротворяющей тишиной. Лишь храмовый служка выметал пыль где-то в углу широкого зала, нарушая тишину ритмичными шорохами веника.

Я прошёл к алтарю и прикоснулся к подножию высокой статуи, изображающей один из подвигов Господа. Эта статуя, похоже, изображала исцеление прокажённого: у ног высокой фигуры, закутанной в просторный балахон, сжимался покрытый язвами нищий.

Вытертый прикосновениями миллионов пальцев камень оказался на ощупь гладким и тёплым, и мне сразу стало гораздо легче.