– Так как, капраз, обсудим?
– Что ж не обсудить.
– Тогда причаливай ко мне, кофейку попьем.
– Добро! Буду через полчаса.
В кают-компании капитана дым стоял коромыслом. Можно было «топор вешать». Одинцов, как некурящий, открыл окно.
– Блин, это ж газовая камера! Чем ты дышишь Ваня?
– Щас выветрится, не переживай!
– Я-то что, как супружница твоя такое выносит?
– Так она и надымила. На пару со мной.
Моряки расположились друг против друга за штурманским столом, на котором, в нарушение всех корабельных правил, появились две чашечки кофе, сахарница и плетенка с сухарями.
– Во, возьми с сухариком, капраз!
– Зубы не те. Я так попью, без ничего.
– Мои клыки, – радостно сообщил Гуров, – еще держатся.
Он постучал по зубам пальцами, издав звук, напоминающий какую-то мелодию. Затем, уловив, что Одинцов создает волну в чашке и она вот-вот выплеснется наружу, капитан протянул ему салфетку и сказал:
– На, подстели, а то прольешь на царицу морей!
– На Британию, что ли?
– Во-во, на ее самую, Великую Британию!
– Да ты никак – поэт!
– Станешь тут поэтом! Сидим без копья.
– Я тоже пока ничего не заработал, – сообщил Одинцов радостную для капитана весть. У них давно шло соревнование между семьями по материальной обеспеченности, признанным фаворитом которого всегда был Гуров. Но времена изменились, и теперь капитан ревностно следил за гражданским бытием своего друга, боясь от него отстать.